Внимание! В книге есть фактические ошибки!
Рецензенты:
M. П. ФИЛИППЕНКОВА
(г. Смоленск), В. А. ПЕРЕЖОГИН (Институт военной истории МО
СССР).
Авторы:
Макаренко Я. И., Муханов Л. Ф.
Угранский Набат
Угранская земля!..
В годы Великой Отечественной войны этому древнему краю суждено
было сыграть свою историческую роль. Здесь, на дальних подступах
к Москве, советские люди
в течение восьми месяцев — с октября сорок первого года по
май сорок второго— громили гитлеровские
полчища.
Тут, возле деревни Богатырь, дала последний бой врагу первая батарея
«катюш» под командованием капитана И. А. Флерова. Здесь действовал партизанский
отряд «Смерть фашизму!», руководимый первым секретарем Знаменского райкома партии П. К. Шматковым,
преобразованный в последующем в отдельный партизанский полк, которым командовал майор В. В.
Жабо
Во время зимнего контрнаступления Советской Армии под Москвой знаменские
партизаны первыми на Смоленщине подняли вооруженное восстание. Освобожденный
район, границы которого достигали по окружности 400 километров, представлял важный плацдарм
для ударов по ненавистному врагу. Туда был высажен 4-й воздушно-десантный корпус генерала А. Ф.
Левашова, затем прорвались части 1-го гвардейского конного корпуса, которым командовал генерал П.
А. Белов, и ударной группировки 33-й армии во главе с генералом М. Г. Ефремовым.
Немного найдется на смоленской земле мест, где в это время было
бы сосредоточено столько сил для ударов по фашистам. Здесь против врага боролось несколько десятков
тысяч человек.
Партизаны, десантники, кавалеристы, пехотинцы сковали большое
количество вражеских войск. Совместными ударами они нанесли врагу серьезный урон в живой силе
и технике. За время борьбы партизаны истребили около пяти тысяч гитлеровских солдат и офицеров, пустили под откос
11 воинских эшелонов, уничтожили
37 танков, 66 грузовиков.
В течение всех восьми месяцев здесь действовали райком партии, райисполком и другие советские
учреждения: сельсоветы,
правления колхозов; во многих населенных пунктах были
открыты госпитали. С помощью аэродромов, построенных в Желанье, а затем в Лохове, освобожденный район поддерживал воздушную связь с Большой землей.
Угранская земля не покорилась врагу. Не произошло этого и в тяжкие
месяцы второй оккупации, с весны — лета 1942 года, когда советские войска
вынуждены
были оставить освобожденную территорию
и для действий партизан создалась крайне неблагоприятная
обстановка.
Ныне Угранский район, как и все уголки нашей великой Родины, живет насыщенной созидательной
жизнью.
Жители угранской земли помнят и свято чтут ратные подвиги партизан и советских воинов,
внесших значительный вклад
в битву за Москву.
Вечно будет
жить в сердцах советских людей память
о боевых подвигах партизан, десантников, кавалеристов и пехотинцев.
ПАРТИЗАНСКАЯ КЛЯТВА
Легкий ветерок, несший аромат спелых яблок из
находившегося
неподалеку сада, колыхал занавески на раскрытых окнах кабинета первого секретаря
райкома. По обе стороны длинного, покрытого красной скатертью стола разместились райкомовские работники и приглашенные
на заседание бюро. Собравшиеся оживленно переговаривались.
Но вот Шматков, в гимнастерке защитного цвета, полувоенного покроя,
коренастый, с чуть тронутыми сединой волосами, требовательно постучал
металлической крышкой чернильницы. Шум начал постепенно стихать.
Петр Карпович негромко, но так, чтобы слышали все, сказал:
— Заседание бюро районного комитета
партии совместно
с активом разрешите считать открытым...
На повестку дня Шматков поставил два вопроса. Первый — о ходе уборки,
заготовок и эвакуации скота. Докладчик — председатель райисполкома Григорий Александрович
Макеев. Вторым вопросом был намечен отчет штаба истребительного
батальона,
организованного согласно директиве обкома партии. Докладчик — Алексей Григорьевич Хо-ломьев.
— О важности этих вопросов уже
говорилось не раз,—
продолжал Шматков.— Но сегодня мне хочется
снова подчеркнуть, что мы обязаны завершить
уборку урожая как можно быстрее и без потерь. Надо помнить, что каждый килограмм хлеба для Красной Армии — это удар по немецко-фашистским захватчикам. Фронт приближается к нашему району. Это обязывает нас действовать, как никогда,
организованно.
Вместе с тем,— говорил далее Петр Карпович,— нам надо сделать
все возможное, чтобы успешно провести осенний сев, вести высокими
темпами
взмет зяби. Таковы указания обкома партии. Мы коммунисты и, несмотря на то, что многие районы Смоленщины сейчас заняты врагом, твердо верим
в победу. Поэтому нужно вовремя засеять озимые и подготовить землю к весеннему севу. Итак, слово товарищу Макееву.
Председатель райисполкома раскрыл блокнот с заметками.
— Уборка урожая в районе подходит к концу,— начал он.— Рожь сжата,
и идет обмолот. Убирается овес, гречиха. Начинается копка
картошки, теребление льна. Эвакуацию хлеба, скота и техники
производим в соответствии
с требованиями обкома партии. Заготовленный хлеб в основном уже отгружен.
Остатки отправим в ближайшие три-четыре дня. На всех складах
приняты необходимые меры на случай чрезвычайных обстоятельств...
Фраза «на случай чрезвычайных обстоятельств» резанула слух Шматкова,
вдруг больно ударила в сердце. Он хорошо понимал ее смысл. «Неужели
это может случиться?»
Петр Карпович работал в Знаменском районе не первый год и успел полюбить его. Он хорошо
знал все деревни и села и особенно, конечно, районный центр. Ему тотчас представился районный поселок — от здания райкома под вековыми липами до окраин. Расположенный на горе, сбегающей пологим спуском к Угре, с
зелеными улицами, застроенными, как правило, деревянными домиками, с шумливым, никогда не замерзающим ключом в центре, он выглядел, может быть, и неказисто, но был всегда многолюден, а в
праздничные дни, когда звенели на улицах голоса гармошек,
просто чудесен. Угра, разбросанные вокруг сосновые леса и ныне придают поселку неповторимую прелесть.
— Больше вопросов нет? — спросил Шматков, когда обсуждение подошло
к концу, и, все еще находясь во власти своих тревожных дум, произнес:
Время, товарищи, серьезное. В эти дни все мы держим экзамен на высокое
звание коммуниста...
Слово получил заведующий военным отделом райкома Алексей Григорьевич
Холомьев.
— По списку
в истребительном батальоне,— начал
он,— значится 120 человек. Состав батальона утвержден бюро
райкома. Бойцы переведены на казарменное положение и получили
оружие, обучаются стрельбе из винтовки и пулемета, бросанию
гранаты. Провели
учебную тревогу: окружение и уничтожение
сброшенных с воздуха вражеских десантников...
В этот момент требовательно зазвонил телефон. Шматков торопливо
снял трубку. Участники заседания притихли.
— Завтра областное партийное
совещание в Спас-Деменске,— сообщил Шматков, закончив раз
говор по телефону.
— Каково моральное состояние бойцов? — задал
вопрос Холомьеву второй секретарь райкома Кузьма
Андреевич Селиверстов.
— В общем, жаловаться
не на что,— ответил Холомьев.— Народ отличный. Настроение бодрое...
От имени бюро Шматков потребовал от Холомьева ускорить подготовку
отряда к боевым действиям и объявил заседание закрытым.
Загремели придвигаемые к столу стулья. Комната быстро опустела.
Утром следующего дня, захватив старенький плащ, Петр Карпович
вышел на улицу. Видавшая виды черная «эмка» с множеством царапин на крыльях и кузове
— следами поездок по проселкам и лесным дорогам — ожидала
у крыльца.
Три часа езды — и с невысокого пригорка открылся вид на Спас-Деменск,
городок, утонувший в густой зелени садов. Подъехав к крохотному скверу у здания горкома
партии, Шматков увидел в тени деревьев многих соседей по районам: секретаря Семлевского райкома
А1. Ф. Лукьянова, Глин-ковского — Ф. Ф. Зимонина, Всходского — И.
С. Борисова
и других.
— Здравствуй, Петр Карпович,— приветствовал Шматкова Филипп Федорович Зимонин, высокий, худощавый, в пенсне.— Говорят, у тебя в районе урожай
хороший?
Зимонин был предшественником Шматкова в Знаменке, работал там около пяти лет и, хотя уже давно секретарствовал
в Глинковском районе, всегда интересовался делами прежнего
своего района.
Их беседу прервал подкативший к скверу лимузин. Из него
вышел первый секретарь Смоленского обкома партии, и он же
член Военного совета Западного
фронта, Дмитрий Михайлович Попов.
Совещание началось без промедления. Прежде всего секретарь обкома
напомнил о том, что в не оккупированных районах области должен быть собран весь урожай, эвакуировано
в тыл все закуп- ленное зерно, скот и машины. Кроме того, несмотря на приближение врага,
следовало подготовить почву
под осенний сев, с тем чтобы, если позволят весенние условия, вовремя и полностью провести сев.
Эти слова наполнили сердца секретарей райкомов оптимизмом. Но приходилось учитывать
в полной мере трудности
военной обстановки.
— Враг, не считаясь с потерями, по-прежнему рвется в глубь страны. Все мы любим Смоленщину, у меня, как и у вас, сердце обливается кровью, когда думаю о страданиях, выпавших на долю трудящихся оккупированных районов. Но мы, коммунисты, всегда умели смотреть в глаза опасности.
Разостлав на столе карту, секретарь обкома пригласил всех:
— Попрошу, товарищи, сюда!
Синими стрелами на карте были обозначены основные направления действий
гитлеровских армий.
— Взгляните!
— сказал Попов.— Вы видите, что стрелы
нацелены на Москву. Подмосковье, если уж говорить точно, теперь начинается на наших смоленских землях!
Попов напомнил секретарям райкомов июльскую директиву партии
и правительства о создании в оккупированных районах партизанских отрядов и диверсионных групп,
постановление Центрального Комитета партии «Об организации борьбы в тылу германских войск».
Это постановление для всех местных работников служило боевой программой
действий. Исходя из него, Смоленский обком партии и райкомы намечали конкретные меры, направленные
на развертывание партизанского движения в оккупированных районах.
Настало время, когда подготовка партийного подполья, партизанских
отрядов для борьбы против оккупантов становилась первостепенной задачей.
С
помощью обкома и областных советских органов в малодоступных лесных местностях создавались
продовольственные базы, в деревнях были намечены явочные квартиры,
строилась продуманная система связи между отдельными партизанскими группами. П. К. Шматков
был назначен командиром отряда.
Вернувшись
поздно ночью в Знаменку, Шматков долго
не мог уснуть, взволнованный всем услышанным
на совещании. Он уже давно жил в здании райкома партии. Жена
с двумя сыновьями и дочерью эвакуировались еще в июле, а он
переселился из квартиры в рабочий кабинет. В углу кабинета,
поближе к телефону,
поставил койку-раскладушку, рядом с нею держал винтовку; к
стене над письменным
столом приколол карту европейской части СССР,
обозначил на ней ниткой и булавками с красными
флажками линию фронта.
У географической карты начиналось теперь каждое утро первого секретаря
райкома партии, иногда отделенное от вчерашнего рабочего дня лишь тремя-четырьмя
часами беспокойного сна.
Он вел машину сам. Торопился и поэтому гнал
«эмку» во весь опор.
Враг придвинулся к территории района вплотную, и Шматков хотел вновь проверить, как обстоит
дело с эвакуацией зерна, оборудования и машин. Он действовал
так, как рекомендовал секретарь обкома:
весь хлеб, скот, тракторы, комбайны, автомашины, все ценное имущество должно быть в короткий
срок отправлено в глубь страны. С этой целью Петр Карпович побывал в
течение
дня уже во многих населенных пунктах, лежащих на большаке.
Деревни, залитые неярким осенним солнцем, стояли тихие, печальные.
Война! На улицах встречались лишь молчаливые женщины, старики да дети.
Почти все мужчины находились на фронте. В палисадниках буйствовали жарким пламенем
георгины, алели мальвы, сверкали желтой россыпью золотые шары. Повсюду
виднелись высокие скирды,
крутобокие стога.
За поворотом, справа, из-за леска, охваченного до маковок багряной
листвой, вскоре показался поселок
Угра, раскинувшийся по обеим сторонам железной
дороги Вязьма — Брянск.
На железнодорожной станции Петр Карпович поспешил к товарному
поезду, к которому уже был прицеплен паровоз. Этим эшелоном отправлялась в тыл еще одна
партия машин — тракторов, комбайнов, автомобилей, собранных со всего района. Начальник станции,
пожилой, с воспаленными от недосыпания
глазами, объяснил:
— Только что прошел на Вязьму воинский эшелон. Следующим пойдет
товарный поезд с нашими машинами!
— Прошу отправить быстрее,— сказал Шматков.
— Пойдет без задержки,—
заверил начальник станции.
Прощаясь, Петр Карпович поинтересовался:
— Что слышно в Вязьме?
—
Бомбит
фашист сильно. Но поезда все же идут бесперебойно. Тамошние путейцы после каждого налета день и
ночь исправляют повреждения.
Откуда
силы берутся!..
В Полнышеве, когда уже почти смеркалось, Петр Карпович остановился
на круче, у подножия которой катилась река Угра. Проезжая это место,
он
почти всегда задерживался на несколько минут, чтобы полюбоваться открывающимся с высокой,
заросшей
липами, ольхой и черемухой возвышенности видом на реку, сосновый бор за нею. Угра, отороченная по берегам кустарником, образует здесь тугую излучину и уходит в широкий простор лугов. От самой дороги начинался обширный сад, защищенный со всех сторон высоченными елями. За ним, па покатой поляне, виднелось покрашенное суриком здание школы с мезонином. И сад, и школа смотрели с высокого берега, словно в зеркало,
в серебристые
воды.
Но в этот раз он не испытал спокойного радостного чувства. Ему вспомнились
беседы в деревнях, когда люди ждали от него обнадеживающих вестей,
а он не
мог сказать им ничего утешительного. Враг надвигался,
сея смерть и разрушения. На вечерней либо
утренней заре, стоило прислушаться, можно было различить гул канонады.
Мимо Гремячки и Желаньи Шматков проехал в полной темноте.
Нигде не было видно ни огонька. Окна в домах были зашторены, и на улицу не проникал
даже крохотный луч света. Лишь на гремяченской мельнице, крохотной, прилепившейся на
берегу ручья, скатывающегося
с шумом в Угру, и похожей скорее на улей, чем на настоящее
мельничное
заведение, пробивался из полуоткрытой двери свет. Судя по громкому, методичному стуку
молотка, внутри мельницы ковали жернов.
В райкоме Шматкова ждал Селиверстов Не успел Петр Карпович раздеться,
как Кузьма Андреевич
приступил к делу:
— Ну что ж, разреши начать
доклад. Я еще раз побывал сегодня в истребительном батальоне. Могу с чистой совестью сказать,
у нас, по существу, уже готов партизанский отряд. Правда, отсев в батальоне
немалый... Из двухсот с лишним человек остается около полутораста.
Ну, еще десятка четыре наберется из дальних сельсоветов.
— Не много ли отсеиваем?
— проговорил с сомнением Петр Карпович.— Народ-то нам ведь понадобится.
— Нет, не много,— убежденно
ответил Селиверстов.— Берем в отряд лучших, кто повыносливей,
помоложе.
Шматков издавна привык считать Селиверстова стариком, хотя тот был
старше его лишь на девять лет. «Как там ни прикидывай,— рассуждал иной раз Шматков,— а люди
мы с ним разных поколений. Я еще коней в ночное гонял, а Кузьма Андреевич уже воевал в первую
мировую. Когда я в комсомол вступил, Селиверстов был уже членом партии, в рядах прославленной
Первой Конной громил белых». Петр Карпович глубоко уважал и любил
Кузьму Андреевича.
В кабинет в этот момент вошел плотный, невысокого роста человек,
одетый в кожаную куртку,— Перепелкин, уполномоченный Народного
комиссариата
заготовок.
— Звали, Петр Карпович?
— спросил он.
— Докладывай, Михаил
Яковлевич, что сделал.
— Сделано почти все,—
ответил Перепелкин.—
Продовольственные
базы заложены под Губином возле Чертова моста и около Преображенска
в Савином Мху.
Перепелкин вытащил из кармана записную книжку и, справляясь по ней, перечислял:
муки запасено шесть тонн, сахару-рафинаду — около трех тонн, сыру — три тонны, соли — около трех тонн, махорки — десять ящиков, спичек — двадцать ящиков...
солонина, одежда, белье, сапоги.
— В общем, все по списку, как намечали,— закончил свой отчет Перепелкин.— Только с медицинской
частью плоховато: хирургического инструмента
нет. Взять негде, больница наша, известно, от бомбежки
сгорела... Буду еще искать, где-нибудь найду.
И много еще в этот день выслушал Петр Карпович докладов, советов
и отдал распоряжений. Лег спать поздно. Долго лежал на койке, но сон не приходил. В голове теснились, обгоняя друг друга, мысли.
В сотый раз Шматков проверял себя: все ли сделано? Не упустил
ли чего?..
День назад
он вместе с Селиверстовым проверял хозяйство
райкома; жгли накопившиеся за последние
дни, не требующие эвакуации с архивом бумаги.
Вспомнилась поездка в песчаный карьер под Городянкой, на
стрельбище. Результаты у истребителей были совсем неплохие. Сумел-таки Холомьев обучить людей за короткое время. С организационной стороны тоже, кажется, все сделано. Отряд разбит
на группы по сельсоветам, в каждой группе назначены командир и комиссар.
Тремя днями раньше Шматков перед зданием райкома партии принимал
присягу от очередной группы вступающих в партизаны. Уже который раз слышал он
партизанскую присягу, но вновь и вновь испытывал волнение вместе с тем, кто произносил
эти торжественные слова:
«Я, гражданин Советского Союза, верный сын героического советского
народа, партизан, даю клятву перед своими боевыми товарищами-партизанами, что буду смел,
дисциплинирован, решителен и беспощаден к врагам, не выпущу из рук оружия, пока последний фашистский
гад на нашей советской земле не будет уничтожен. Я клянусь, что всегда буду хранить
партизанскую тайну, если бы даже это и стоило мне жизни. Я
буду беспрекословно выполнять приказы
командиров и начальников, строго соблюдать воинскую дисциплину.
Клянусь до конца жизни быть верным Родине, Коммунистической партии.
Если же, по моей слабости, трусости или по злой воле, нарушу
священную партизанскую
клятву, пусть меня, как врага Родины, постигнет суровая кара».
Лежа с открытыми глазами, он раздумывал над тем, что борьба с врагом
предстоит жестокая и что она потребует немалых жертв. По-новому смотрел
теперь
секретарь райкома даже на ничем как будто не примечательные, привычные места. Вот, скажем,
железная
дорога Вязьма — Брянск. Проходя через поля, луга и леса, она делит район на две почти
равные
части. Фашисты, безусловно, захотят использовать ее для перевозки
живой силы, техники, боеприпасов
на фронт под Москву. Тут, партизан, не зевай... Река Угра! Живая ось района, прихотливо
извиваясь среди лесных урочищ, вся в зелени, словно в праздничном
наряде, она щедро поит водой села и деревни, животноводческие фермы. Петр Карпович родился и
вырос недалеко от истоков Угры,
в Ельнинском районе. Когда-то по ней гоняли плоты
до Калуги и Серпухова. После многолетних порубок в верховьях Угра обмелела, но по-прежнему играет большую роль в экономике района. Кто знает,
не станет ли она рубежом жарких боев?.. Курлычина! Лесная, дальняя сторона. Дома тут рубленые, как правило, пятистенные хоромины с резными и крашеными наличниками. С незапамятных времен отсюда уходили на заработки в Москву почти
все мужчины, оставляя дома жен, стариков и детей. Прилетают весной, курлыкая в небе, журавли — сезонники держат путь
в столицу; улетают осенью
в теплые страны — сезонники спешат домой с деньгами за пазухой да
с подарками. Отсюда, наверно,
и название — Курлычина. Посторонних людей здесь не бывает, и потому прав Перепелкин, разместив именно здесь одну из партизанских
баз!
А леса! Прекрасные угранские леса! Они простираются вдоль Угры и всех ее притоков,
высятся у каждого села и деревушки, занимая около трети всех угодий района. Есть тут такие дебри,
что тебе сибирская тайга.
Тянутся они вплоть до Варшавского
шоссе, незаметно смыкаясь на западе с Брянскими
лесами. Есть где укрыться партизанам! А
Волосто-Пятница?.. А Хватов Завод!
В глубокой
ночной тишине Шматков различил протяжный,
нарастающий гул. Он накатывался издалека
все ближе, и вот в кабинете задребезжали стекла. Было ясно: к Москве летят фашистские самолеты.
После этого сон совсем пропал. Включив свет, Шматков уселся за стол,
вытащил из внутреннего кармана куртки записную книжку для самых важных заметок. Много страниц из нее уже было
вырвано, что означало:
дела завершены. Разыскав список деревень и фамилий,
где у кого установлены явки, Петр Карпович еще раз прочитал его: «Гремячка
— Зубариха, Луги — Столбовой, Желанья — Федорченкова,
Великополье — Фроленков, Коршуны
— Торбахов».
Список явочных квартир, фамилии жителей деревень, с которыми была заранее
достигнута договоренность, что у них будет спрятано оружие или что к ним будут заходить
партизаны, хранился у Шматкова в строжайшей тайне. Каждому хозяину,
давшему на это согласие,
Петр Карпович внушил, что его дом — единственный на весь район и больше
нигде
явочных квартир нет.
Два явочных пункта созданы были в лесу: один около села Слободка, другой
— на Преображенской лесной даче. Там имелись сторожки, построенные
лесниками много лет
назад...
Сквозь шторы вскоре пробился первый луч солнца. Шматков повернул выключатель и
распахнул
окно. В кабинете запахло утренней свежестью, росой.
Выглянул во двор. Под навесом для автомашины, на сене, прильнув друг к другу, спали
люди. Это были коммунисты
и беспартийные, прибывшие в течение
ночи из дальних деревень по вызову райкома
партии,— еще одна группа будущих партизан.
«ЛЕСНОЕ ХОЗЯЙСТВО»
П. К. ШМАТКОВА
Теперь орудийные выстрелы были слышны не только на зорях. В
конце сентября они слились в почти сплошной, редко когда затихающий гул. По
ночам на севере, на юге, там, где пролегали в нескольких десятках километров
Варшавское и Минское шоссе, небо горело беспрерывными сполохами.
На большаке, ведущем через Знаменку в Вязьму и Юхнов, заметно
усилилось движение воинских частей, машин с пушками на прицепах. Снимались и передислоцировались
госпитали, шли беженцы. Было по всему ясно, что положение не улучшается и надо быть готовым
ко всему. Райком в эти дни работал круглые сутки.
4 октября днем через Знаменку прошла в сторону Вязьмы, не останавливаясь, последняя стрелковая дивизия. В ее обозе тянулись десятки автомашин, повозки. Вслед за нею промчался дивизион легкой артиллерии.
К ночи движение почти прекратилось. Появлялись лишь разрозненные роты и взводы, затем
небольшие
группы по пять-шесть человек и одиночные бойцы, разыскивающие
каждый свою часть.
5 октября утром разнесся слух, что фашисты выбросили севернее Вязьмы парашютный десант и что на подступах к городу завязались упорные бои.
Шматкову немедленно связался с Вязьмой
(там в это время
находился обком). Слух подтвердился. Попов
напомнил, что нужно спешить с уходом партизан в леса.
— Помни,— сказал Дмитрий Михайлович,—ничего не оставлять врагу!
Уничтожайте все, что не успели отправить в тыл!
Бои, развернувшиеся севернее Вязьмы, резко изменили
обстановку. Теперь гитлеровцы могли появиться в Знаменке не только с запада и юга, но и с северо-запада.
Шматков по телефону передал председателям сельсоветов указание: там, где еще оставалось
почему-либо
не вывезенное зерно, имелись необмолоченные
стога,— все немедленно сжечь. Председателю Угранского
сельсовета Тихону Сергееву предложил
взорвать и сжечь лесозавод, водокачку, здание вокзала,
ремонтные мастерские.
Через час во всех концах района поднялись
столбы
черного дыма. Это было тяжелое зрелище. Шматкову
оно причиняло чуть ли не физическую
боль.
Впервые за все годы Советской власти oil, коммунист, по природе своей творец, созидатель,
должен
был отдать приказ уничтожить, предать огню, взорвать все, что невозможно было погрузить
в вагоны. Все! '
В кабинете
появился Селиверстов.
—
Ну,
Петр Карпович,— сказал он,— начинается у нас с тобой новая, очень трудная жизнь Сего
дня
мы хозяева на своей земле, а завтра с оружием будем выдворять незваных гостей!
—
Да,
Кузьма Андреевич,— ответил Шматков,— Для того мы здесь и остаемся. Вызывай-ка
быстрее связных, пусть оповестят всех партизан, чтоб собрались в райкоме.
С оружием и в полной
боевой готовности!
Послышался
телефонный звонок. Звонил из Вязьмы Попов.
—
Ну
как там у тебя, Петр Карпович? — спросил он, волнуясь. Гитлеровцев не видать?
—
Пока
нет, товарищ Попов.
—
Все
ли успели сделать, как договорились?
Как
«лесное хозяйство»? — поинтересовался секретарь обкома, подразумевая партизан.
—
«Лесников»
вечером отправляю. Все, что не обходимо, сделано.
—
А
как дела на знаменском аэродроме? Все ли оттуда вывезли?
—
Да
ведь это, Дмитрий Михайлович, военное ведомство. Мы в их дела не вмешиваемся!
—
Нет,
Петр Карпович, это все наше, народное. Ты в районе в ответе за все ведомства. Проверь, что нужно, возьми
для отряда, остальное — уничтожь!
— Сейчас проверю!
— Звоните, мы пока будем
находиться в Вязьме!
Положив трубку, Шматков почти тотчас ощутил тяжелый и протяжный
гул. Через несколько секунд он повторился. Раскрыв окно, Петр Карпович понял, что канонада доносилась
со стороны Климова Завода, из-под Юхнова.
В кабинет твердым шагом вошел Семен Качанов, командир партизанской
группы села Желаньи, вооруженный кавалерийским карабином и гранатой, заткнутой за широкий
кожаный ремень.
— Пора, Петр Карпович! — сказал он.— Весь народ
в сборе!
Шматков и Селиверстов вышли на крыльцо. Увидев своих командиров, партизаны быстро
построились. Холомьев подал команду «смирно!». Стройными шеренгами
стояли в молчании бойцы всех семи партизанских групп.
Петр Карпович обратился к партизанам с кратким напутствием.
—
Итак, товарищи,— громко произнес он,— с этого
момента начинается наша партизанская жизнь! Смело истребляйте
фашистов, не давайте им покоя ни днем, ни ночью. Будьте решительны
и беспощадны к врагу. Свято соблюдайте партизанскую
присягу! Смерть за
смерть, кровь за кровь!
Потом скомандовал:
—
Командиры! Приказываю следовать
группами на пункты сбора в Губинском лесу и ждать там дальнейших приказаний. В добрый час, товарищи!
Партизаны, построившись в колонну, тронулись в вечернем сумраке в
путь. В лес, откуда им предстояло наносить удары по врагу. С ними вместе шагали комиссар отряда
Кузьма Андреевич Селиверстов и начальник районного отдела НКВД Николай Силкин.
Шматков должен был покинуть райцентр последним. С ним остался
и Макеев.
Вернувшись в кабинет, Шматков и Макеев застали в нем Перепелкина.
— Вот молодец! — воскликнул Петр Карпович.— Я о тебе только подумал, а ты уже здесь. Сходи поживее на аэродром, погляди, как там обстоят дела. Горючее найдешь — жги! Боеприпасы, имущество какое военное — жги или взрывай! Да быстрее, кто знает, сколько у нас времени осталось.
Перепелкин, выслушав
Петра Карповича, мгновенно
исчез.
— Слышишь? — Шматков смолк и прислушался.— Звони, Григорий
Александрович, в Юхнов!
Макеев подошел к телефону. Шматков тем временем выдвинул ящики
письменного стола и извлек
из них оставшиеся бумаги. Печать райкома
вместе о штемпельной
подушкой и пачкой бланков аккуратно завернул в газетный лист и положил в карман гимнастерки.
— Плохо! — воскликнул
Макеев, положив телефонную трубку.— Юхнов не отвечает!
— Звони в Вязьму!
Вскоре в трубке раздался знакомый голос Попова:
— У телефона!
— Дмитрий Михайлович, это я,— перехватив трубку
у Макеева, начал разговор Шматков.— Мы только
что звонили в Юхнов, там не отвечают. А из Климова
Завода сообщили, что там уже фашисты!..
Вооружённые винтовками, гранатами и револьверами, Шматков и Макеев
вышли из здания райкома на улицу. Дальше оставаться в Знаменке было нельзя.
Стояла глубокая ночь. Шматков и Макеев свернули на стежку, ведущую
в деревню Замошье, откуда через густой кустарник шла боковая, малоизвестная
дорога к Гусинскому лесу.
6 октября к рассвету Шматков и Макеев вышли на невысокий, заросший
соснами пригорок перед большаком Юхнов — Вязьма.
Приблизившись осторожно к большаку, они увидели мчащиеся в сторону
Знаменки танки с крестами на бортах, грузовики с пехотой. Едва колонна
удалилась,
как вслед из-за поворота показалась новая. Чтобы не обнаружив себя, Шматков и Макеев
припали
к земле.
—
Что
же все ясно,— сказал—с горечью Макеев._- Значит, юхновский большак уже в руках
врага. К базе днем не пробраться!
— И все же попробуем,—
произнес после некоторого раздумья Шматков.— Нам нужно как можно быстрее попасть
на базу. Пойдем в сторону Липников. Если там пройти через большак не удастся, направимся к Ступникам,
потом к Екимцеву. Оттуда до базы рукой подать!
Но все их попытки перебраться через юхновский большак, по которому
беспрерывно двигались в сторону Вязьмы вражеские войска, не привели к успеху.
Макеев предложил:
— Пошли пока в Тетерино. Там у меня есть знакомый. Переночуем, а потом будет видно!
Надвигалась темнота, когда Шматков и Макеев подошли к околице деревни
Тетерино.
Знакомый Макеева встретил их радушно и, ни о чем не расспрашивая,
пригласил в избу. Зайдя в переднюю комнату, Шматков и Макеев увидели, что
она
заполнена военными. В комнате шел горячий и, видимо, долгий спор. Один из командиров предлагал
объединиться в отряд и идти лесами к линии фронта, чтобы там прорваться на соединение
с частями Красной Армии.
— Навряд ли пробьемся,— хмуро ответил молодой боец
в видавшей виды шинели.— Лучше, пожалуй,
податься к партизанам. Должны же быть тут партизаны!..
Командир настаивал на своем. Вскоре двадцать с лишним солдат, присоединившиеся
к нему, ушли, чтобы пробиваться через линию фронта.
Макеев несколько раз порывался вмешаться в разговор. Шматков
удерживал его, но тот не унимался.
— Что же дальше, ребята,
делать думаете? — задал он вопрос, обращаясь к оставшимся в избе четверым бойцам.
— А ты что за птица? — спросил хмурый боец.—
Пойдем к партизанам!
Не глядя на Макеева, он поднялся и дал знак остальным.
Едва изба
опустела, как начался артиллерийский обстрел. Хозяин дома предложил всем направиться в щель, отрытую на огороде. Хозяин с дочерью и Шматков едва успели спуститься туда, когда рядом разорвался снаряд. Макеев, задержавшийся на краю ямы, охнул и тяжело упал на бок.
— Ты что? — вскрикнул Шматков и подскочил к Макееву.
Макеевке искаженным от боли лицом молча показал окровавленную
рану в правом боку.
Петр Карпович осторожно спустил раненого в щель. Дочь хозяина быстро
перевязала его. Но кровь обильно проступала сквозь повязку. Рана, судя по всему, была
тяжелая.
— Ты иди, Петр Карпович,—
простонал Макеев,— со мной не возись...
— Нет, Григорий Александрович,
я не оставлю тебя. Вместе вышли из райцентра, вместе и дойдем куда надо. На спине
дотащу!
— Не дело это, Петр Карпович.
И меня не спасешь, и себя погубишь. А тебе надо быть на базе как можно скорее!
Шматков выпрыгнул из ямы, чтобы сориентироваться в обстановке
и, может быть, поискать помощи. Не успел он сделать нескольких
шагов, как сзади прозвучал выстрел.
Петр Карпович вернулся. Макеев лежал на дне ямы, широко раскинув руки. Рядом с ним валялся
дымящийся наган.
— Зачем же так, Григорий Александрович! —воскликнул Шматков в отчаянии.— Зачем?
Подобрав наган, он вынул из кармана Макеева гранату, партийный билет
и застыл' в скорбном
молчании.
9 октября Петр Карпович добрался до Ступников. Рассчитывая, что
его не узнают, он постучался в первую же избу. Присмотревшись к хозяину, пожилому колхознику,
Шматков сказал, что идет из Вязьмы в Слободку, где проживал пять лет назад, что знавал там Перепелкина
и теперь хочет разыскать его.
— Перепелкин, товарищ Шматков, здесь,— спокойно сказал хозяин
хаты.— Тут, неподалеку остановился. А меня, товарищ секретарь, не опасайся. Заходи, пожалуйста,
в дом. Через полчаса Перепелкин предстал перед
Шматковым.
— Ну, рассказывай! — нетерпеливо сказал Петр Карпович.— Где наши? Все ли в порядке?
— Рассказ мой, Петр Карпович, будет нерадостный,— начал Перепелкин.—
Неладно получилось...
По его словам выходило, что партизанские группы собрались в
указанном им месте в Губинском лесу, около главной базы. Разведка доложила: лес кругом обложен
фашистскими солдатами, началось прочесывание. Партизаны немедленно
снялись и ушли от базы
в глубь леса. Ночью трескотня немецких автоматов утихла, а с утра возобновилась
и все приближалась. Собравшись на совет, командиры решили разбиться на более мелкие группы, по четыре-пять человек, и выходить
из угрожаемой зоны в разные
стороны.
Быстроту, с которой фашисты обнаружили базу, партизаны объясняли
предательством некоего Маника, сбежавшего с базы. Они видели его среди гитлеровцев, прочесывавших
Губинский лес: Маник указывал фашистам дорогу.
— Да, новости худые,— тяжело вздохнул Петр Карпович.
От Перепелкина Шматков узнал и подробности о боях, сопровождавших
отступление советских войск через территорию Знаменского района.
6 октября у деревни Богатырь гитлеровцы устроили засаду, пытаясь
захватить батарею «катюш» прорвавшуюся через леса на большак Юхнов — Вязьма. Когда,
выпустив по врагу весь боезапас, командир батареи увидел, что создалось безвыходное положение,
он приказал взорвать установки. Одновременно близ Знаменки шел двухдневный бой. Как выяснилось
впоследствии, его вели подразделения 29-й стрелковой дивизии, сформированной
из народного ополчения Бауманского района Москвы. Отходя
из-под Дорогобужа, 19-й полк этой дивизии попытался остановить вражескую колонну, продвигавшуюся
в сторону Вязьмы. В завя-
1 Это была первая на
фронте батарея реактивных минометов капитана И. А. Флерова. После войны на
месте последнего боя батареи воздвигнут памятник.
-завшемся жарком бою бауманцы подбили два танка, уничтожили несколько десятков гитлеровских
солдат и офицеров
Шматков и Перепелкин решили собрать членов бюро райкома и актив.
Первыми к вечеру другого дня в Ступники явились
Селиверстов и Холомьев, оказавшиеся поблизости, в Мощенках.
За долгую октябрьскую ночь, пока Перепелкин ходил в Желанью к Семену
Качанову, Шматков, Селиверстов и Холомьев переговорили об очень многом: о бдительности
и конспирации, об использовании в отряде отставших от частей бойцов
и командиров,
о привлечении молодежи; перебрали людей, кто и какую может выполнять обязанность.
12 октября в лесу возле Ступников собрались члены райкома и командиры
партизанских групп. Пришли Перепелкин, Силкин, Качанов, Зятева, Сергеев и другие.
Открыв заседание, Шматков предложил почтить вставанием память
Григория Александровича Макеева.
Все поднялись
и молча обнажили головы.
Руководителям партизан предстояло решить важнейший вопрос о
способах существования и деятельности партизанского отряда и райкома партии в неожиданно изменившихся
условиях. Потеря главной продовольственной базы многое осложнила. Базироваться поздней
осенью, а может быть, и зимой в лесу без продовольствия было бы очень
трудно.
Поэтому командир отряда предложил расквартироваться по деревням, прилегающим к лесу.
Наступившее молчание нарушил Селиверстов. — Думаю, что другого
выхода у нас, товарищи, нет,— произнес он.
Слово взял Николай Силкин.
— То, что мы лишились основной продовольственной базы, конечно,
большая беда,— сказал он.— Но это не значит, что мы откажемся от активной
борьбы. Находясь рядом с жителями, мы будем вести боевые действия,
постоянно наносить врагу удары.
Затем говорили еще многие, но иных мнений не было.
В эту первую в условиях оккупации встречу членов подпольного
райкома с представителями партизанских групп Шматков поставил на обсуждение и вопрос о создании кустовых партийных
и комсомольских организаций.
Необходимость такой формы
связи коммунистов диктовалась уже принятым
решением о новой системе базирования. По мнению Шматкова, следовало смежные деревни объединить в куст, а ответственность за организацию партийных и комсомольских ячеек в каждом из них возложить на определенного товарища. Так и было
решено. В первый куст объединили деревни Богатырь
и Липники (ответственный — Перепелкин);
второй — Ступники, Борисенки, Новая и Старая Лука (ответственный — Холомьев); третий — Шипуны, Баталы, Красное (ответственный — Винокуров);
четвертый — Угра, Субботники, Русаново (ответственный
— Сергеев), пятый — Желанья, Островки,
Гремячка, Полнышево, Луги, Дроздово (ответственный
— Силкин); седьмой — Глухово, Преображенск,
Бородино (ответственный — Максимов);
восьмой — Свинцово, Алексеевка, Васильевка, Прасковка (ответственный — Селиверстов).
В задачи ответственных организаторов входило связаться со всеми
проживающими в пределах куста коммунистами и комсомольцами, создать из них готовые
к боевой деятельности подпольные ячейки; присмотреться к укрывавшимся в деревнях бойцам
и
командирам и, смотря по обстоятельствам, либо вовлекать их в партийную или комсомольскую
ячейку, либо подтолкнуть к самоорганизации.
— А как решать вопрос
о партийности этих людей?— спросил Холомьев.— Мне уже приходилось
встречаться с бойцами
и командирами, которые называют себя членами партии, но партийных билетов
не имеют. У одного билет размок при переправе через реку, другой заявляет,
что спрятал его, будучи раненным и опасаясь попасть в бессознательном
состоянии
в плен.
— Воины, отставшие от
армии,— это наши советские
люди,— ответил Шматков.— С ними нам надо
побыстрее устанавливать прочные связи, организовывать
их, привлекать к себе. В том, что красноармейцы и командиры
оказались отрезанными от армии, они не виноваты. В основном
это молодые люди, здоровые, знающие военное дело, жаждущие
бороться с немецко-фашистскими
оккупантами. Я уже встречался с ними и знаю их желания
и настроение. Раненых и
больных надо лечить, помогать им. Если у человека
нет партбилета, мы не можем, конечно, включать его в ячейку. Но привлечь
к работе, если человек подходящий, безусловно, надо. И любому из них мы можем сказать: когда представишь точные доказательства принадлежности к партии, тогда и примем. А пока докажи на деле, что коммунист!
— Что делать со старостами? — послышался вопрос.— Тут нужна четкая
и ясная установка.
Некоторые из партизанских руководителей считали, что всех старост,
назначенных оккупантами, при первой же возможности следует уничтожать. Но Шматков предостерег
от огульных решений:
— Тут надо разобраться. Предателей, конечно,
нужно уничтожать, в этом спора нет. Но не все старосты— предатели. Есть сведения, что в числе
насильно назначаемых фашистами
старост оказываются
бывшие председатели колхозов, учителя, председатели
сельсоветов, такие люди, которые, несомненно,
окажут нам в дальнейшем немалую помощь.
Для того чтобы население знало, что райком партии существует и
продолжает работу, что в районе имеются силы, которые ведут
борьбу с фашистскими захватчиками, совместное заседание бюро
и актива решило выпустить листовку с обращением
к населению:
помогать партизанам, саботировать исполнение распоряжений и приказов, оккупационных властей, срывать
их мероприятия. Селиверстову совместно с членом бюро учительницей Н. И. Зятевой было поручено
подготовить текст обращения и представить его райкому на утверждение.
Закрывая заседание, Шматков попросил остаться на некоторое время
Селиверстова, Холомьева, Силкина, Качанова и Перепелкина.
— Я задержал вас, товарищи, для того, чтобы обсудить,— заговорил Шматков, когда никого, кроме них, не осталось,—где будем создавать новую продовольственную базу. Предлагаю разместить ее у деревни Островки. Лес там глухой, дорог нет...
С предложением Шматкова все согласились.
— Расскажи, Семен, что делается у вас в Желанье?— обратился Петр Карпович к Семену Качанову.— Какая там обстановка? Я, товарищи, подумал, а не обосноваться ли штабу отряда в этом селе?
Желанья — большое, людное село. Теперь, когда линия фронта сместилась
далеко на восток, население в нем все прибавлялось: во многих хатах
жили
бойцы и командиры, раненные, измотанные длительными боями
в окружении, стремившиеся соединиться с советскими войсками либо иным путем встать в строй борцов
против гитлеровцев.
Семен Качанов до войны работал в Желанье участковым милиционером.
Он и сейчас знал все, что происходило в селе.
— Что можешь сказать про военных?
— спросил у него
Шматков.— Сколько их? Что за народ?
— Много. Народ хороший. В помещении бывшего детского дома
и в школьном здании разместился госпиталь. Население помогает продовольствием. Врачей
разыскали. Медикаменты и перевязочные материалы нашли. Госпиталь
держится на самоуправлении. Раненые выбрали из командиров Николая Карповича Никитина.
Он у них вроде начальника. С ним я познакомился. Толковый человек, партиец!
— Как думаете, товарищи,—
спросил Шматков,— может быть, и в самом деле перебазируемся в Желанью?
— Попробовать, пожалуй, стоит,— согласился
Селиверстов.
— И я того же мнения,—
сказал Силкин.
— Ну вот и хорошо,— подытожил
разговор Шматков.— Сейчас же и пойдем в Желанью. Начнем потихоньку осваивать
нашу партизанскую столицу!
—
СОБИРАНИЕ СИЛ
На улицах деревень, находящихся на большаках, по которым то и
дело проезжали разрисованные зелеными и желтыми пятнами немецкие машины с солдатами, было
пустынно. Местные жители предпочитали отсиживаться дома.
С первых же дней оккупации района гитлеровцы ощутили, как,
впрочем, и всюду, куда ступал их сапог, жгучую и неистребимую ненависть к себе,
к фашистской
Германии. Комендатуры в Знаменке, на Угре и в Великополье, немедленно созданные гитлеровцами, стали центрами террора, насилия и разбоя. Они были главными органами, насаждавшими
на оккупированной территории района так называемый
«новый порядок».
Прежде всего гитлеровцы бросились грабить население. Движущиеся
к Москве фашистские части остро нуждались в продовольствии и фураже. Грабители, словно ищейки, отыскивали спрятанное
зерно, картофель, мясо,
шарили по амбарам, вламывались
во дворы и забирали все, что попадалось на
глаза. Но грабежи были только лишь прелюдией.
Во всех деревнях и селах были развешены многочисленные объявления
и приказы с большим черным орлом вверху, державшим в когтях
свастику: крестьянам категорически запрещалось выходить на улицу после шести часов вечера, общаться
с жителями других деревень,
принимать кого бы то ни было
к себе в дом, иметь радиоприемники, пользоваться
имуществом, принадлежащим колхозам и совхозам, и многое другое.
И за все — расстрел, расстрел,
расстрел.
Повсеместно в районе были расклеены приказы фашистского командования,
угрожавшие:
«Кто укроет у себя красноармейца или партизана, или снабдит его
продуктами, или чем-либо поможет (сообщив ему, например, какие-нибудь сведения), тот
карается смертной казнью через повешение. Это постановление
имеет силу также и для женщин».
«О людях, не принадлежащих к деревне или селу, а также о бывших
красноармейцах должно быть немедленно донесено; кто этого не сделает и будет скрывать
— будет расстрелян. Поддержка и помощь партизанам будут наказываться
виселицей. Покидать места жительства воспрещается, кто будет на дороге или в
лесах встречен — будет расстрелян. При наступлении темноты до рассвета воспрещается покидать
свои жилища»
Все это были не пустые угрозы.
Особые объявления и приказы касались коммунистов. В них говорилось о беспощадном уничтожении
партийного актива района, сообщалось, что за
каждого пойманного руководящего работника комендатура
тут же выплатит десять тысяч марок.
На самых видных местах были расклеены выдержки из так называемой
«Памятки для ведения хозяйства в оккупированных районах», узаконивавшей откровенный грабеж. «Завоеванные восточные области,— гласила она,—
являются германской хозяйственной территорией. Земля, весь живой и мертвый инвентарь становятся
собственностью германского
государства».
Жители района немедленно почувствовали и поняли, что такое
фашистский «новый порядок». Один за другим сыпались приказы, каждый из которых
был
страшнее предыдущего. Вот лишь некоторые выдержки из гитлеровских документов, хранящихся в смоленских архивах:
«Весь скот, птица, шерсть, кожи, картофель и рожь должны быть сданы немецкому коменданту»;
«Ввести обязательные поставки населением ягод и грибов для немцев»; «Ввести подушный налог
с граждан по 100 рублей с каждого в квартал»; «Ввести потрубный налог с каждого дома по пять
рублей с трубы в месяц»; «Ввести налог на собак в размере 200 рублей в год за одну собаку»; «На
основании приказа о трудовой повинности призываются все граждане,
как мужчины, так и женщины, 1925 года рождения к
отбытию трудовой повинности
в Германии»; «Школы остаются
закрытыми»; «В каждом населенном пункт назначить
надсмотрщика».
На совещании старост комендант и бургомистр Знаменки потребовали,
чтобы весь уцелевший от огня колхозный и совхозный хлеб был немедленно отправлен в Германию.
На пропитание населению полагалось оставлять паек хлеба по норме: на
хозяина
двора — не более килограмма в день; на второго
работника — 600 граммов; на подростка — 400;
детям и старикам — по 200 граммов.
Специальными директивами из Берлина пред писывалось колхозы распустить, а вместо
них соз дать
общины с порядками, которые существовали t России при крепостном
строе. Совхозные земли передавались новоявленным немецким помещикам v колонистам.
Не было дня, чтобы гитлеровцы не совершали карательных налетов
на деревни и села
В Коршуны каратели нагрянули рано утром. Машина с несколькими солдатами, двумя офицерами
и переводчиком остановилась у дома Алексея Торбахова.
—
Ты есть Торбахов,— сказал
офицер, войдя в хату и увидев перед собой пожилого человека.
На правил на него пистолет: — Где Шматков?
Торбахов осмотрелся. В дверях стоял второй офицер. У окон на улице маячили солдаты
с автоматами.
— Нет здесь Шматкова,— ответил Торбахов.
—
Врешь!
Коммунист? -
—
Горжусь
этим званием!
— По нашим данным, у тебя
находится Шматков! Обыскать!
Солдаты ворвались в избу, бросились за перегородку, залезли в катушок, где зимой обычно
содержался теленок, слазили
на печку. Потом кинулись во
двор, обшарили хлевы, сеновал, чердак.
Через несколько минут солдаты ввели в избу человека в красноармейской
гимнастерке.
— Шматков? — торжествовал офицер.
— Я шофер,— проговорил красноармеец.— Отстал
от своей части по болезни!
— Секретарь райкома?
— Повторяю, я шофер.
— Это Шматков? — снова подступил к Торба-хову
офицер, указывая на красноармейца.
— Нет, не Шматков!
— Ложь! — завизжал офицер.— Расстрелять обоих!
К Алексею Торбахову бросилась с плачем жена.
Солдаты оттолкнули ее и, схватив хозяина дома и красноармейца,
вытащили их на улицу.
Офицер приказал собрать со всей деревни людей.
Пока солдаты сгоняли жителей, Торбахова и красноармейца-шофера
гитлеровцы сильно избили. Торбахову выбили глаз, красноармейцу
сломали руку.
-Где Шматков? Где другие руководители
района?— не переставал спрашивать гитлеровец.— Где коммунисты?
Торбахов, выпрямившись во весь
рост, гордо смотрел поверх беснующихся гитлеровцев, молчал.
Так же держал себя и красноармеец.
Когда солдаты пригнали, подталкивая
автоматами, местных жителей, Торбахова и красноармейца отвели
к сараю и поставили к стенке. Против них встали трое автоматчиков.
— В последний раз спрашиваю,—
снова заговорил офицер.— Где Шматков?
Вместо ответа Торбахов, сделав шаг вперед,
громко крикнул:
— Да здравствует Советский
Союз! Не бывать вам, гады, господами на нашей земле. Красная
Армия все равно уничтожит вас!
Прозвучали автоматные очереди. Удостоверившись,
что Торбахов и красноармеец мертвы, гитлеровцы уехали.
Около того же времени гитлеровцы
учинили расправу над жителями деревни Богатырь и укрывавшимися
у них ранеными бойцами батареи «катюш». Их подобрали колхозники
и устроили в свободной избе.
Учительница комсомолка Шура
Ерощенкова привела к раненым врача М. Н. Богатырькова, и
всю ночь
при свете коптилки перевязывал рань Сохранившихся у некоторых бойцов индивидуалных пакетов не хватило,
и пришлось использовать собранные колхозницами простыни. Женщин принесли из домов
суп, мясо, молоко, накормил раненых.
Вскоре в Богатырь прибыл начальник командатуры в Знаменке Ганс
Мюллер. Обнаружив колхозный госпиталь, он пришел в ярость от того, что население оказало раненым помощь, и приказа
немедленно перевезти их в райцентр — якобы больницу для лечения.
Комсомольцев Николая Ерощенкова и Колю Бойкова, организовавших спасение раненых, гитлеровцы арестовали. Вскоре жителям Богатыря стало
известно, что фашисты расстреляли всех захваченных
ими бойцов. Та же участь постигла и комсомольцев .
В деревне Луги гитлеровцы схватили колхозницу Пелагею Григорьевну Борисову, мать двоих
малолетних детей, за то,
что она накормила пробиравшихся
к линии фронта бойцов и разрешила им переночевать в своем
доме. Каратели вывели ее за деревню в овраг и убили.
В ряде мест гитлеровцы организовали уничтожение захваченных ими раненых. Жители деревни
Дебрево никогда не забудут,
как расправился враг с бойцами и командирами, лечившимися
в их госпитале. Окружив избу, где разместился госпиталь,
гитлеровцы подожгли ее. Тех, кто пытался выбраться из горящего
дома, они расстреливали из автоматов.
В Дебреве от рук фашистских злодеев погибло 67
воинов.
Каратели побывали и в деревне Горячки. Здесь, как стало известно
фашистской комендатуре на станции Угра, укрывалась районный народный судья
Наталья Мятлева. Она не успела эвакуироваться в тыл и не имела связи с партизанами,
что- бы
уйти в лес, а поэтому жила в Горячках, у приютивших ее добрых людей.
Гитлеровцы нагрянули с облавой. Проверив подворно наличие жителей деревни,
они обнаружили и схватили Мятлеву. После избиения солдаты
водили
ее раздетой по деревне, а затем расстреляли.
Перед возвращением на Угру фашисты подожгли Горячки. К вечеру
деревня перестала существовать: остались лишь обугленные головешки да
не успевшие
обвалиться печные трубы. Женщины и дети, оставленные без крова, вынуждены были
искать
приюта в соседних деревнях — Прасковке, Васильевке, Синютинке,
Алексеевке.
Лживой агитацией гитлеровцы пытались сломить дух советских
людей. Повсюду в деревнях и селах были расклеены листовки, сообщавшие, будто Красная Армия прекратила
сопротивление, а Москва взята. Жители не верили фашистской пропаганде. «Зачем же
тогда гитлеровское командование гонит под Москву новые и новые дивизии? — раздумывали они.— Стало
быть, на самом деле положение иное».
Террор, грабежи, ложь были основными средствами воздействия гитлеровцев
на население. Фашисты думали запугать, сломить советских
людей, но жестоко
ошиблись. Несмотря на все зверства врага, они оставались непокоренными.
Один из гитлеровцев, незадолго до того как был убит под Знаменкой,
писал родственникам в Берлин: «Я прошел Францию, Чехословакию, Польшу, но нигде не видел проявления
такой силы, такой непокорности народа, как в России. Хотя мы почти
под
Москвой — до нее осталось 250 с небольшим километров,— сопротивление Красной Армии все возрастает, а люди в оккупированных районах не склоняют перед нами головы. Их не страшит никакой террор. Даже там, где находятся наши войска, они чувствуют себя непокоренными»
Именно так и было!
В Желанье оказалось много наших солдат и командиров из тех, кто отстал от частей
и теперь пробивался
из-под Смоленска и Ельни на соединение со своими полками и дивизиями. Среди них
было немало раненых,
больных, обмороженных: в тот год довольно сильные морозы наступили уже в октябре.
Среди попавших в Желанью военнослужащих местных жителей нашлось несколько врачей
и медицинских сестер. Они оказывали раненым по сильную помощь. Собранные у населения
тряпки они
кипятили и использовали в качестве перевязочного материала. На обмороженные конечности накладывали чистый деготь, на раны — стерильна
повязки. Местные
жители приносили раненым пищу,
делясь с ними последним куском хлеба. Кроме того стирали белье, привели в порядок баню.
Те из солдат и командиров, которые жили в семьях колхозников,
рабочих совхоза и спиртзавода, тоже помогали госпиталю: в бывшем детском доме
отремонтировали крышу. В нескольких классах школы перебрали полы, затем сделали кровати навезли из леса дров.
Вместе с тем бойцы, осевшие в Желанье, иска ли возможность проявить
себя более активно установить связь с партизанами. Они создавали боевые группы, собирали
оружие, организовали охрану подступов к селу.
Многие из
них стали действовать на собственный страх
и риск с оружием в руках Предпринимали налеты
на фашистских мотоциклистов, проезжавших по дороге между Знаменкой
и Угрой, нападали на двигавшиеся по проселкам небольшие подразделения, обозы, делая это, чтобы не обнаружить себя,
на некотором удалении от Желаньи Так, у моста через небольшую речушку Леонидовку, разделявшую территории Желаньинского и Знаменского сельсоветов, в первые дни оккупации неизвестный боец
подкараулил поздним вечером мотоциклиста и в упор сразил его очередью из автомата. В Лохове кто-то пригвоздил к земле фашистского офицера
А в Свинцове уничтожили четверых гитлеровцев.
То, что в Желанье находится помимо госпиталя немало боеспособных
военнослужащих, фашистам вначале не было известно. Жители села, у которых проживали бойцы и командиры,
держали это в тайне Да и сами бойцы предпринимали все возможное, чтобы не привлечь
внимание врага к селу. По установившемуся неписаному правилу
они старались без необходимости
не появляться на улицах днем.
Прибыв в Желанью, Шматков сразу оценил сложившуюся в селе обстановку
— Тут, брат, нужна только спичка,— сказал он с удовлетворением Селиверстову
при первой же встрече
— Нам надо срочно взять на учет всех красноармейцев
и командиров и вовлечь их в партизанский
отряд
Созвав бюро райкома, Шматков поставил на повестку дня вопрос
о вовлечении военнослужащих в
активную борьбу Решено было собирать силы, обнаружившиеся
не только в Желанье, но и в других
деревнях и селах Было известно, что госпитали, подобные желаньинскому, действовали в Подсо-сонках, Полнышеве, Свинцове, Каменке и еще кое-где В тех же деревнях нашлось немало способных к
вооруженной борьбе бойцов и командиров Члены бюро
П К Шматков, К А Селиверстов, А. Г. Холомьев
и другие стали устанавливать с ними связи
Вскоре были выявлены и взяты на учет коммунисты и комсомольцы,
командиры и политработники Партизанский отряд получил солидное и квалифицированное
в военном отношении пополнение. Подпольный
райком обычно заседал в доме учителя
Николая Семеновича Лопухина Дом и примыкающие
к нему избы, улица в это время охранялись.
Шматков поселился в домике Полины Тихоновны
Федорченковой, на улице, ведущей от большака к Угре, где у
берега стояла приготовленная на всякий случай лодка При
необходимости можно было в
течение нескольких минут перебраться на ней на другой берег Угры и укрыться у кого-либо из знакомых в Гречишнове, Новинке или Лугах
Селиверстов жил в избе Александры Михайловны Вашуковой, пожилой
женщины, в прошлом доярки совхоза
Выбор Желаньи в качестве штаб-квартиры подпольного райкома партии не был случайным
Село расположено на Угре, на скрещении дорог, связывающих Знаменку и станцию Угра, а также Петрищево и Великополье. К нему почти вплотную подходят с севера и юга обширные леса. В непосредственной близости от Желаньи, километрах в двух
трех, не более, в лесу близ деревни Островки, находилась вновь создаваемая партизанская база.
На всех дорогах, ведущих к селу, были выставлены наблюдательные
посты. Днем они значительно усиливались. Дозорным было приказано до поры до времени
не вступать в открытые вооруженные столкновения: чтобы привести в боевой
поряди имевшиеся
в деревнях силы, партизанскому штаб требовалось некоторое время и трезвая оценка
своих возможностей.
Медленно, но верно шло объединение партизан бойцов и командиров
в единый отряд, способный разить
врага. Райком укреплял свои связи с населением.
Коммунисты и комсомольцы разъясняли трудящимся
смысл происходящего на фронте, доказывали
неизбежность разгрома фашистской Германии,
призывали всех способных носить оружие» борьбе с оккупантами.
Как только руководители подполья обосновались в Желанье, было
выпущено обращение ко всем трудящимся района, подготовленное по поручена райкома К. А. Селиверстовым и Н. И. Зятевой. Из за отсутствия типографии обращение было размн жено в тридцати экземплярах от руки. В нем говорилось:
«Дорогие соотечественники, граждане Знаменского района!
Оккупация нашего района немецко-фашистскими захватчиками — дело
временное. Красная Армия наносит мощные удары по врагу. Нет сомнения в том, что она изгонит оккупантов с
советской земли. Столица
в наших руках.
Не верьте
лживой фашистской пропаганде. Саботируйте
все мероприятия гитлеровских властей Не
поддавайтесь на провокации.
Несколько
недель находятся оккупанты на территории
нашего района, а уже нет числа их кровавым
преступлениям: они убивают, грабят, насилуют Вступайте в партизаны! Беспощадно бейте враги всюду, где они появятся! Решительно боритесь с оккупантами,
чтобы над нашей землей, как прежде, светило солнце.
Знайте, вы не одиноки. Вместе с вами находится в эти тяжелые для
Родины дни весь советский народ. Враг будет разгромлен! Победа — за нами!
Знаменский подпольный райком партии».
Обращение было вывешено в деревнях и селах на самых видных местах.
Особенно много для поддержания контактов райкома партии с населением
района
сделали комсомольцы и учительницы желаньинской
начальной школы Антонина Петровна Королева и Анна Петровна
Зайцева. Они ходили в Гречишново, Лепехи, Новинку, Городянку,
Великополье, Свиридово
и в другие деревни, разнося листовки,
выпускаемые райкомом и штабом.
Со всех уголков района в Желанью, в штаб-квартиру партизанского отряда, потянулись
посыльные. Шматков ежедневно
получал точные сведения о том, что происходит в районе,
где сосредоточиваются подразделения противника, сколько собрано оружия
и боеприпасов в деревнях.
Почти каждый день приходили желающие вступить в партизанский
отряд колхозники, большей частью молодежь из соседних и дальних населенных пунктов.
Вслед за взрослыми стали появляться в Желанье совсем юные помощники партизан.
Не отставая от старших, они усердно собирали на местах прошедших боев
оружие и боеприпасы.
Часто Шматкову и другим членам бюро приходилось оставлять на
некоторое время текущие дела в Желанье, чтобы побывать то в одной, то в другой деревне. Там надо было
помочь организовать самооборону, тут — наладить политическую работу, где-то— просто побеседовать
с людьми. Многих усилий, разумеется, требовало налаживание деятельности
партийных организаций. Общение с народом в деревнях давало Шматкову знание настроения
людей, их нужд, помогало
сосредоточить внимание на главном.
Подпольный райком проделал важную работу по сбережению картофеля,
который не успели вывезти до оккупации. Бюро райкома приняло
по этому вопросу решение,
и во многих деревнях были
созданы склады картофеля. Затем было принято решение раздать колхозных коров, которых не уc пели отправить в тыл,
на содержание колхозникам, с условием, что они сохранят их
и возврат в хозяйства, как только
враг будет изгнан. Часть коров предназначалась на мясо для госпиталей партизанского отряда.
Селиверстов поставил на бюро вопрос о сохранении сена. Гитлеровские
фуражиры отбирали его Было решено распределить сено и солому сред
колхозников, взявших
себе остатки общественного скота. Если же где-либо по сложившимся условиям сделать это не окажется
возможным, то в таком случае полагалось немедленно все сжечь.
Подпольный райком партии постепенно брал жизнь
района под свой контроль.
ГРОЗА НАД УГРОЙ
Однажды утром в конце октября на квартиру Шматкову пришел Кузьма
Андреевич Селиверстов и еще на пороге произнес:
— Дозорные сообщили,
что сегодня ночью в большаке Знаменка — Угра не появлялось ни одной машины, ни даже
мотоциклиста.
— Что бы это значило?
— Простая вещь,— предположил Селиверстов-
Фашисты боятся нас, вот и перестали ездить по ночам. Посмотрим, что будет днем!
Селиверстов
оказался прав: фашисты не появлялись
на проходящем через Желанью большаке не только в этот день,
но и на второй и на третий Появление
партизан в Желанье насторожило их заставило
приостановить движение по большаку Они
явно готовили нападение с расчетом на внезапность.
Отряд должен был подготовиться к отражению
неприятеля.
По указанию Шматкова партизанские наблюдательные посты были
выдвинуты от Желаньи намного дальше, чем прежде, усилены людьми и оружием.
25 октября
состоялось очередное заседание бюро подпольного
райкома партии. Шматков подробно охарактеризовал
создавшуюся в районе обстановку,
осветил опыт совместных действий партизан и поставил вопрос об объединении всех имевшихся в это время в районе
сил.
Необходимость такого решения ни у кого не вызывала сомнения. Объединенный
партизанский отряд получил название «Смерть фашизму!».
На этом же заседании райком утвердил штаб по руководству Знаменским
партизанским отрядом: командир — П. К. Шматков, комиссар — К. А. Селиверстов, начальник
разведки — Н. К. Никитин.
Отряд был
приведен в состояние полной боевой готовности на случай, если
фашисты предпримут нападение
на Желанью.
Шматкову не давало покоя то обстоятельство, что фашисты восстановили
железнодорожный мост на реке Угре, у Сенютина, а также деревянный
мост через нее возле
Знаменки, взорванные в октябре отходившими частями Красной Армии. По данным партизанской
разведки, по ним уже возобновилось движение живой силы и боевой техники к Москве. Сразу же
после пополнения отряда Шматков поставил как одну из задач — взорвать эти мосты. Для этого
были созданы две специальные группы подрывников.
Поднять на воздух железнодорожный мост на Угре было поручено в
начале ноября группе партизан во главе с Федором Киреевым. Он с давних пор жил в деревне Будневке,
невдалеке от станции Угра, и хорошо знал подходы к мосту. Подобравшись лесом, по берегу,
к мосту, партизаны в течение нескольких часов изучали, как он охраняется. Когда все, казалось, было
точно установлено, Киреев попытался снять охрану, но как только партизаны приблизились к полотну
железной дороги, по ним с моста открыли сильный огонь. Ничего не оставалось,
как отступить. В перестрелке был убит фашистский часовой, ранено
два партизана.
Через несколько часов Федор Киреев предпринял еще одну попытку.
В этот раз партизанам удалось расправиться с загнанными холодом в будку
часовыми,
и, не теряя времени, они начали закладывать аммонал под один из устоев. Но в этот момент со стороны станции
Угра появилась платформа
с установленными на ней пулеметами и уложенными по бортам
мешками с песком. Под огнем пулеметов
партизанам снова пришлось отступить Еще долго платформа с
моста поливала свинцом» лес, подступающий к реке.
Третья попытка взорвать мост через Угру состоялась через неделю.
Ночью партизаны подползли к мосту, уничтожили охрану, заложили сильный за ряд взрывчатки под
главным устоем и подожгли бикфордов шнур. Прошло несколько минут, и раздался взрыв... Мост
получил сильные повреждения, но полностью разрушить его не
удалось. Оказалось взрывчатка, долго пролежавшая
в земле, отсырел и в значительной мере утратила свою разрушительную силу. Раздосадованный
Федор Киреев бросился снова к мосту, чтобы заложить взрывчатку
еще раз, но туда уже подкатывала,
стреляя на ход] та же самая проклятая платформа с пулеметами.
Момент внезапности был явно упущен, и завершение операции пришлось
отложить на неопределенный срок. Шматков настоял на том, чтобы
еле дующий удар по противнику был нанесен на
большаке Юхнов — Вязьма.
Посланные в район деревни Екимцево разведчики установили, что на большаке наблюдаете;
оживленное движение автомашин
и танков. Закончив
подготовку операции, группа партизан, вооруженных винтовками,
автоматами и тремя ручным! пулеметами, двинулась в
поход. Этой ударной группой
руководил Алексей Григорьевич Холомьев. Двигались в темноте лесом. Миновали незаметно дерев ни Гряда, Подпоры, Корнюшково и перед рассветом вышли к Екимцеву. Расположив партизан лесочке на берегу Сигосы, Холомьев отправился с
автоматчиками и пулеметчиками вперед.
Екимцево вытянулось вдоль дороги в длинную нитку. Прочные рубленые дома тесно обступали
большак с обеих сторон.
У северной окраины деревни, на глинистом косогоре,
поднималось двухэтажное деревянное здание школы, а левее виднелись во
тьме высокие перила
моста через реку. Мост как
раз и представлял объект нападения партизан. Если удастся его взорвать, движение на
большаке приостановится на
несколько суток.
По данным предыдущей разведки Холомьеву было известно, что
мост тщательно охраняется, а на чердаке школы оборудовано пулеметное гнездо.
Неслышно подобравшись к мосту, партизаны моментально уничтожили
охрану и подложили под его балки взрывчатку. Прошло несколько
минут, и мост
взлетел на воздух.
Поднятая гитлеровцами стрельба вслед уходившим партизанам не причинила
им вреда.
После налета на большак Юхнов — Вязьма Шматков наметил удар
по железной дороге Вязьма— Брянск. Фашистам удалось восстановить на ней взорванные советскими
войсками мосты и пустить к фронту поток военных эшелонов. Они шли
до Вязьмы,
а оттуда под Гжатск и Можайск. В руках врага эта дорога играла серьезную роль в снабжении
армий, действовавших на Московском направлении.
Держать железную дорогу Вязьма — Брянск под постоянными ударами
было поэтому важнейшей задачей партизан. Дорога проходила большей частью через
леса. Партизанам было удобно незаметно добираться до нее и наносить внезапные
удары.
Леса тотчас надежно скрывали их.
Из-за повреждений, причиненных партизанами железнодорожному
мосту через Угру, движение по дороге приостановилось лишь
на несколько дней. Теперь надо было постараться вывести железную дорогу из строя на
более длительное время.
«Конечно, хорошо бы предпринять нападение на станцию Угра,— размышлял
Шматков.— Там, кстати, у фашистов крупные склады. В таком случае железная дорога
была бы перерезана надолго. Но для такого удара партизаны еще не готовы».
Обменявшись мнениями, руководители отряда решили организовать
диверсию на железнодорожном переезде между станцией Угра и деревней Денисково. По сообщению
разведки, переезд охранялся лишь несколькими часовыми, лесом к нему легко было подойти вплотную.
Руководство операцией взял на себя Кузьма Андреевич
Селиверстов. Взяв два десятка партизан, он повел их хорошо
известными ему местами
Добравшись вечером до деревни Будневки, Селиверстов послал помогавшего
ему местного партизана Степана Лобанова и еще несколько человек к Денискову проверить,
не усилилась ли охрана переезда. Возвратившись из разведки, Лобанов подтвердил, что переезд по-прежнему охраняется двумя или тремя часовыми и что из-за холода они больше сидят в будке, где топится печка, а на железную дорогу выходят примерно раз в полчаса.
Глубокой ночью партизаны бесшумно обошли Денисково с севера
и достигли переезда. Мороз, сковавший землю с вечера, все усиливался. В момент, когда
из трубы на будке повалил особенно густой дым и гитлеровцы разомлели в тепле,
Селиверстов
дал сигнал к нападению. Покончив с охраной, партизаны кинулись к переезду, подложи
под рельсы несколько
крупных мин и скрылись в лесу.
Последовал оглушительный взрыв, взлетел! рельсы и шпалы, насыпь
разворотило, и переезд фактически перестал существовать.
После ряда диверсий, произведенных на пере гоне Вязьма — Киров
и в других местах, командующий
4-й армией генерал фон Клюге (получивший задачу
вести фронтальный натиск на Москву) из дал приказ, из которого
видно, насколько серьезный вред причиняли его армии
внезапные партизанские удары по коммуникациям. «Железная до рога является жизненным нервом для передвижения армии,— предупреждал командующий.— Зимой она
получает особенное значение по сравнению с гужевыми
дорогами. Как и следовало ожидать, русские партизаны
направили свои действия против железнодорожных
путей в районе боев и в тылу нашей
армии». Сообщив о последних диверсиях, фон
Клюге требовал крови: «Всеми средствами следует
препятствовать гражданским лицам двигаться по железнодорожным
путям пешком или в вагонах...
Всякий, кто будет обнаружен на полотне железной
дороги, подлежит расстрелу на месте. Во всех этих случаях
действовать беспощадно». Приказывалось
вести борьбу даже с «повсюду снующими
мальчишками» — членами пионерской организации.
Партизаны использовали всякую возможность в борьбе с лютым врагом.
И один в поле воин! Это правило было для них непреложным законом. Путевой
обходчик станции Угра Федор Семенович Кузнецов взорвал воинский эшелон. В обломках
вагонов погибло несколько десятков гитлеровцев.
Партизан Семен Верещагин
застал в деревне Греково двух фашистов, которые приехали
сюда награбить для своих частей полушубков и валенок. Верещагин
застрелил их из автомата. В Великополье во время схватки группы партизан с гитлеровцами, приехавшими на трех подводах отобрать у населения холст на портянки для следующей на фронт части,
учитель комсомолец Василий Фроленков убил четырех
гитлеровцев.
Пламя партизанской борьбы на угранской земле разгоралось.
Партизаны наносили оккупантам один удар за другим. Они вершили по призыву партии
святое
и правое дело.
Зима стояла у порога — необычно ранняя, грозившая суровыми холодами. Пользуясь первыми снегопадами,
быстро заносившими следы, партизанские группы то тут, то там нападали на гарнизоны гитлеровцев.
Несколько партизан под командованием лейтенанта Алексея Кузнецова, переодетые в немецкую
форму, пробрались на станцию
Угра и заминировали артиллерийский склад, оставленный в октябре
отходившими частями советских войск. В задачу группы
входило сделать все возможное, чтобы сохранить
этот склад. Партизаны установили перед складом
указатели с надписями по-немецки: «Заминировано!»
Гитлеровцы, полагая, что это сделано их
минерами, не приближались к складу.
Отходя со станции, партизаны подорвали у деревни Малиновки две
вражеские автомашины с солдатами; при этом они вывели из строя более двадцати фашистов.
Другая группа партизан во главе с политруком Иваном Кленовым застигла в деревне Каменке
гитлеровских фуражиров, приехавших туда на автомашинах за сеном. Партизаны окружили их и в коротком
бою истребили.
В восточной
части района на территории нескольких
сельсоветов успешно действовал отряд А.
Г. Холомьева, именовавшийся 2-м отрядом «Смерть фашизму!».
В него влилась группа партизан,
созданная из бойцов, командиров и местных жителей коммунистом
деревни Жолобово Павлом Воронцовым.
Этот отряд насчитывал свыше ста бойцов, имел в достатке
оружие и боеприпасы. В первой
же ночной вылазке на большак Юхнов-Вязьма,
главный объект ударов 2-го партизанского отряда, у села Слободки партизаны подорвали и сожгли семь грузовых
машин, уничтожили более тридцати
солдат.
Приближалось 7 ноября — 24-я годовщина Beликого Октября. И партизаны
и жители деревень нередко спрашивали у Петра Карповича: «Как
там Москва?», «Выстоит
ли столица?». Он разъяснял что по сведениям, которые имеются, под Москвой идут ожесточенные
бои, что Красная Армия сдер живает натиск врага.
Без радио вести из Москвы доходили до района с большим опозданием,
часто в искаженном виде Но райком пока что был бессилен поправить положение;
не было даже самого простенького радиоприемника,
а найденная на месте одного из боев под Петрищевом
рация не работала из-за того, что разрядились
батареи.
Положение
прояснилось неожиданно. «Первую весть
с Большой земли мы получили 9—10 ноября 1941
года,— говорится в написанных после войны воспоминаниях П. К. Шматкова,— и только тогда мы узнали о положении в Москве. Это была брошюра с выступлением товарища Сталина 6 ноября 1941 г. о 24-й годовщине Октября и его приказом от 7 ноября» .
Найденная в снегу на желаньинском поле брошюра была сброшена самолетом,
пролетавшим ночью. Узнав об этом, Шматков сразу сказал:
— Надо поискать еще. Не может быть, чтобы самолет сбросил всего
одну. Наверняка их было больше.
Ветром, наверное, разнесло!
По заданию Шматкова ватага мальчишек обшарила желаньинское
поле от края и до края. Ребята
нашли еще одну брошюру.
Несколько
дней спустя в лесах, прилегающих к Желанье,
было найдено еще сто брошюр, но первые
два экземпляра были дороже всего.
Ознакомившись с брошюрой, Шматков решил было немедленно созвать
заседание бюро подпольного райкома партии, обсудить на нем
речь главы партии и государства,
но этому помешало неожиданно возникшее обстоятельство: гитлеровцы предприняли настойчивые
попытки прорвать оборону партизан
на ряде участков. Надо было давать врагу
отпор.
Поэтому созвать заседание бюро удалось лишь в двадцатых числах ноября.
Текст доклада И. В. Сталина
послужил подпольному райкому незаменимым
материалом для развертывания агитационной работы. Все члены бюро райкома, партийный актив, наиболее подготовленные комсомольцы разошлись по сельсоветам и проводили там подпольные
собрания и встречи с колхозниками.
Среди множества трудностей и лишений, принесенных оккупацией,
одним из самых ощутимых было отсутствие газет и радио. Сколько же радости доставило известие
о том, что в здании полнышевской школы, на чердаке, вдруг удалось обнаружить радиоприемник — пусть немудрящий, но в полной
исправности. Теперь можно было наладить запись
сообщений о положении на фронтах, изготовление
и распространение листовок. Ведь так важно
было, чтобы население знало правду о событиях на фронте
и в стране.
Так в районе появилась первая подпольная радиоточка. Ответственность
за ее бесперебойную работу райком возложил на Василия Ивановича
Веселовского. В доме тещи, Екатерины Васильевны
Зубаревой, где он жил,
Веселовский вырыл под полом
яму, обложил ее стенки тесом. Под домом получилась
довольно большая комната. В ней на сбитом
из досок столе он установил радиоприемник, приспособил керосиновую лампу.
Проделал запасной выход
на огород, откуда можно было за несколько минут незаметно
добраться до лесных зарослей.
Открытие подпольной радиоточки было маленьким праздником.
Петр Карпович Шматков с Сели верстовым пришли в Гремячку ранним утром; вместе с хозяином они спустились в подпол. Там уже находилась Варя, жена Веселовского, готовая записывать сводку.
Ровно в семь часов утра передавали очередное
сообщение Совинформбюро.
Было оно, к сожалению, все еще неутешительным: враг находился
под Москвой
и продолжал бешено рваться вперед. Затем эту же сводку передавали для газет. Диктор
читал
ее медленно, называя населенные пункты по буквам, что позволяло вести запись.
Возвратившись в Желанью, Шматков попросил побыстрее разыскать
Н. И. Зятеву. Когда она пришла, Петр Карпович положил перед ней своди Совинформбюро:
— С сегодняшнего дня, Наталья Ивановна, вы будете регулярно получать такого рода сводки.
Переписывайте их в возможно
большем количестве и распространяйте
по району. Отныне это ваше главное
задание. Подберите себе помощников из комсомольцев, школьников и действуйте.
Зятева до войны преподавала в школе села Beликополье. Шматков
не сомневался, что выпущенные с се участием сводки, листовки
будут составлены толково и грамотно.
Прошло еще некоторое время, и новые подпольные радиоточки возникли
в Бельдюгине и Жолобове. В Бельдюгине ответственной за радиоточку
была Анна Семенкова,
в Жолобове — Иван Филиппов, Они также ежедневно записывали сводки Совинформбюро. Вскоре переписанные патриотами
сообщения Совинформбюро,
сводки и листовки появились во всех населенных пунктах района.
Из них местное население узнавало о событиях на фронтах, героизме и стойкости воинов Красной Армии, громящих
фашистские полчища на подступах к Москве
и на других фронтах.
По поручению райкома к распространению этих материалов
были привлечены Анна Алдунина из поселка
Угра, Клавдия Баева и Анна Серганова из деревни
Луги, Анна Жандарова из села Подсосонки,
Надежда Игнашенкова из Желаньи, Мария Кошелева из Еленки,
Галина Степанова из Свинцова, Екатерина
Соловьева из Знаменки, Евдокия Храпанова
из Коптева, Анна Фроленкова из Великополья, Вера
Богданова из Будневки и многие другие.
Несмотря на опасность, эта молодежь, пробираясь в населенные пункты, занятые врагом,
самоотверженно исполняла
свой патриотический долг.
Усилиями тех, кто принимал радиосводки, а затем размножал листовки
и бесстрашно распространял их в деревнях и селах, живое слово родной
Коммунистической
партии доходило до сердец тысяч жителей.
ОТРЯД
«СМЕРТЬ ФАШИЗМУ!» СРАЖАЕТСЯ
Уже несколько дней над Желаньей и прилегающими к ней деревнями
летали фашистские самолеты. Первое время они снижались почти до самых крыш, но тогда партизаны
обстреливали их из пулеметов,
и самолеты стали летать над селом на большой высоте.
Не приходилось сомневаться, что фашисты делали это неспроста.
Они выясняли расположение партизанских сил.
Шматков собрал штаб. Заседание в этот раз проходило в подвале полуразрушенного
спиртзавода.
При взрыве сгорело трехэтажное кирпичное здание, искорежило железные балки, а подвал,
сложенный
из гранитных глыб, с куполообразными сводами, уцелел. В нем было безопасно при любой
бомбежке.
— Очевидно, надо со дня на день ждать нападения фашистов на Желанью,—
начал Петр Карпович свое выступление.— Значит, наряду с проведением активных боевых
операций нам надо подготовиться к отражению нападения врага.
Командир отряда считал, что прежде всего следует усилить заставы
близ Леонидовки и колхоза «Комбайн», расположенных на большаке Знаменка — станция Угра.
Они наверняка первыми подверглись бы нападению. В бору недалеко
от Леонидовки и у «Комбайна»
Шматков думал устроить засады. В тот момент, когда фашисты атакуют
Же ланью, партизанские группы, расположенные в окрестных деревнях, должны будут ответить ударам! на юхновском большаке и на дороге Вязьма-Брянск. По решению штаба члены райкома отправились
на заставы и в деревни, где находились партизанские группы,
вести среди партизан политике массовую
работу.
В ту осень впервые за многие годы на нивах и слышно было привычного
гула тракторов, радостных людских голосов, песен. Лишь в лесах, которые
успели сбросить багряную листву и теперь стояли оголенные, слышался стук топоров.
Старил и
женщины торопились заготовить до больших мо розов и снегопадов дрова.
Фашистское наступление началось с того, что над Желаньей появились
три бомбардировщика Они
сбросили с большой высоты десяток бомб скрылись
за горизонтом. Бомбы разорвались на пустыре у речки Желонки,
возле церкви и спирт завода, не причинив большого ущерба.
Только одна из них разрушила домик на окраине села.
Тем временем
гитлеровцы нанесли удар по селению с двух сторон — от станции
Угра и от Знаменки. С обоих
направлений Желанью атаковала пехота силой до батальона,
подкрепленная моторизованными группами. Партизанская застава «Комбайна»
первой приняла бой.
Отражением удара здесь руководил К. А. Селиверстов. Вначале гитлеровцам
удалось подойти почти вплотную к железнодорожному мосту через Сорочку. Но плотный
огонь партизан прижат их к земле,
а затем фашистам пришлось отступить. Воспользовавшись
короткой паузой, Селиверстов усилил заставу подоспевшей из
Прасковки гpyппой партизан, и, когда
атака возобновилась, партизаны обрушили на врага еще более
мощный огонь. Фашисты
были отброшены и в этот раз.
На заставе у Леонидовки, где находился П. К.
Шматков, бой завязался еще на подступах к мосту.
Огонь партизан причинял гитлеровцам большой
урон, но они продолжали атаковать, и через час
после начала боя создалось положение, когда фашисты
вот-вот могли прорваться по большаку к Желанье.
Среди партизан было много убитых и раненых.
Тогда Шматков приказал снять засаду, которая находилась у хутора Кагатанов двор, и бросить ее в обход
через Леонидовку. Маневр был совершен вовремя. Фланговый
удар, нанесенный партизанами, сорвал замысел гитлеровцев, и они поспешно отступили к Знаменке.
Партизаны, завладев мостом через речку, уже стали подниматься по
заросшему сосняком склону, за которым в трех километрах находилась Знаменка. Но, считая, что
задача выполнена, Шматков приказал
отойти на исходные позиции.
После боя за Желанью Шматков поставил Николаю Силкину задачу
— совершить нападение на станцию Годуновка, взорвать там железнодорожное полотно.
Силкин подобрал
себе боевую группу и стал готовиться
к выходу в район Годуновки. Из комсомольцев в группу
вошли Василий Романов, Леонид Синицын, Василий Фроленков,
Алексей Кузнецов, Николай Алдунин, Василий Фокин и Иван Крысин. У
всех были трофейные автоматы. В сумках — толовые
шашки.
5 декабря группа Николая Силкина отправилась на выполнение
задания. Двигались к Годуновке через деревню Минино. На ночлег было решено остановиться в Бельдюгине.
Предполагалось, если позволит обстановка, обосноваться тут на сутки, чтобы произвести разведку
на железной дороге и в районе станции.
К вечеру партизаны добрались до Бельдюгина.
Немцев в деревне не
было. Как оказалось, они останавливались тут лишь на два дня, а затем уехали. Старичок хозяин
избы, где партизаны устроились на ночлег, разъяснил, что так гитлеровцы делают постоянно: приедут,
поживут, ограбят и уедут. О себе и о своих спутниках Силкин сказал, что
они со
Всходов; фашисты гоняли их на земляные работы под Вязьмой, а теперь они направляются
домой.
Дед, ставя на стол картошку в «мундире», ответа на это:
— Много всякого люда ходит теперь по бел) свету. Говорят, и партизаны
тоже. Вон на железно дорожном мосту через Угру недавно как рвануло- фашисты бегали, как ошпаренные крысы. Неделю поезда не появлялись ни с Брянска, ни с Вязьмы Знать, не зря ходят такие люди.
Разведка показала, что фашисты после восстановления моста на
Угре несколько успокоились Годуновка
была небольшой промежуточной стан дней,
никаких складов у гитлеровцев тут не было и поэтому ее охраняли менее старательно, чем другие. Но поезда
останавливались тут все. Железно дорожная
линия была однопутная, а на Годуновке имелся разъезд.
Охранял станцию взвод солдат, военные
эшелоны проходили, как выяснилось, чаще всего
перед рассветом.
На другой день вечером, распрощавшись с гостеприимным хозяином,
Силкин и его помощники ушли
из Бельдюгина, кустарниками незаметно по добрались
к самому разъезду и притаились, а ко да
перевалило за полночь, заложили под шпал толовые шашки.
Вскоре после
ухода партизан со стороны Уrpы послышалось приближение состава. Едва полов! на
эшелона втянулась на разъезд, прозвучали мощные
взрывы. Искалеченные вагоны полезли друг на друга, опрокидываясь, сползая с насыпи; пара воз сошел с рельсов. Этой
диверсией группа Сил кина
лишила армию генерала фон Клюге трехсот солдат и офицеров.
Выслушав доклад Силкина о выполнении задания, Шматков поздравил его с отличным успехом»
затем развернул карту
района и там, где едва виднелась
на ней черная точка, обозначавшая разъезд, в
Годуновке, нарисовал крестик. Такие же крестики стояли
на карте у мостов через Угру, Сорочку! Леонидовку,
у Екимцева и Денискова.
В декабре снег падал не переставая. Морозы
не уступали
метелям. Бывали дни, когда термометр показывал тридцать ниже нуля. Крепкий ледяной панцирь
сковал Угру, Сигосу, Ресу, Пополту и другие реки и речки.
Сугробы,
морозы и особенно бездорожье осложняли
действия партизан: труднее стало добираться до железной дороги
Вязьма — Брянск, большака Юхнов—
Вязьма, до занятых врагом населенных пунктов, которые
намечались для нанесения ударов. Сложнее стало подвозить боеприпасы, продовольствие,
дрова для партизанских групп, госпиталей. Чтобы выйти из создавшегося
положения, по указанию
райкома пришлось мобилизовать имевшихся в
деревнях лошадей и сани.
Райком считал, что, несмотря на снегопады и крутые морозы, отряд
должен усиливать свою боевую деятельность, и разрабатывал вместе со штабом одну операцию за
другой. Намеченное немедленно
приводилось в исполнение. С особым вниманием
партизаны следили за состоянием железной дороги Вязьма — Брянск и большака Юхнов — Вязьма.
Еще не утихло раскатистое эхо взрывов, разрушивших мост через Угру
и железнодорожное полотно близ Годуновки, еще шла молва о нападении на автоколонну
между Юхновом и Вязьмой, а новые
партизанские группы уже шли лесными тропами
на очередную операцию.
В ночь на 7 декабря партизаны Сергей Бубнов, Филипп Логинов, Михаил
Павлов, Иван Кленов, Зотик Шебеко, Василий Сидоренко, Алексей Карпов и Петр Усов,
воспользовавшись сильной метелью, незаметно подобрались к дсбрянскому разъезду
и взорвали там восемь звеньев железнодорожного полотна, приостановив движение поездов почти на сутки. Не прошло и недели, как партизаны Сергей Константинов, Иван Быструхин, Семен Вадюнин
во главе с Н. К. Никитиным перед мостом через Угру
пустили под откос эшелон с танками, боеприпасами и продовольствием,
двигавшийся на Вязьму; сгорело шестнадцать вагонов, до двух десятков танков вместе с платформами; остановленные
под Москвой гитлеровские войска лишились сотни солдат. Два дня спустя, 15 декабря, группа партизан под командованием
Федора Киреева организовала
крушение двух эшелонов с солдатами
и техникой
между станциями Михали и Волосто- Пятница.
На этот раз разбилось двадцать вагонов, не
доехали до фронта еще двести немецких солдат. Движение
поездов по железной дороге прекратилось на трое с лишним
суток.
Стремясь ослабить удары партизан по железной дороге и юхновскому
большаку, противник систематически бомбил угранские деревни. Десятки самолетов сбрасывали бомбы на селения, прилегающие
к лесам: снижаясь до самых крыш, фашистские
летчики били из пулеметов по хатам, зная, что там от их пуль
гибнут дети, женщины, старики; обстреливали постройки
зажигательными пулями, превращая
деревни в сплошное пожарище. Так было в Будневке,
Глухове, Васильевке, Каменке, По-луовчинках, Гряде, Буславе
и многих других деревнях. Каждый день сельские кладбища принимали новые и новые жертвы фашистских бомбардировок и
обстрелов.
Штаб партизанского отряда работал не покладая рук. Что ни день,
в Желанью поступали сообщения о боевых делах из партизанских
групп. Отсюда уходили, сюда же возвращались разведчики, приезжали
и приходили работники госпиталей, заготовители, гражданские лица. Надо было не только беспрестанно бить врага, готовить и проводить
операции, но и управлять большим хозяйственным организмом: продолжать сбор оружия и боеприпасов, размещать, кормить и лечить людей.
В это время была установлена тесная связь с партизанским отрядом «Северный медведь»,
действовавшим в соседнем Всходском районе, и с отрядами,
которые вели борьбу на территории Семлевского и Вяземского
районов. Иногда предпринимались совместные действия.
Вскоре партизанские отряды «Смерть фашизму!» развернули согласованные
боевые действия на юхновско-вяземском большаке, нападали на следовавшие
по нему колонны с пополнением и боеприпасами. Удары наносились, как правило, из района
деревень Жердовка, Гряда и Греково, находившихся
ближе других к большаку. В одну из морозных
ночей партизаны предприняли двойной удар по
автоколонне с пехотой на перегоне между селом
Слободка
и деревней Екимцево, между деревнями Доброе
и Богатырь. Операция прошла успешно. Было
уничтожено шесть грузовых автомашин и около восьмидесяти фашистов.
Затем отряды разгромили фашистский гарнизон в деревне Борисенки, где снова была пущена
мельница. На ней фашистские
«заготовители» наладили
размол ржи, награбленной у населения. Партизаны
решили во что бы то ни стало уничтожить ее. Для проведения
этой операции были выделены боевые
группы, вооруженные автоматами и пулеметами.
Поздно вечером партизаны встретились, как было условлено, в лесу у поселка Пожошка,
уточнили план и после короткого отдыха направились к Борисенкам. Разведчики незаметно проникли в деревню, сняли охрану. Вслед за ними туда же двинулись
остальные партизаны. Но когда они уже подбирались
к мельнице, в небо взлетела красная ракета,
пущенная часовым. Потревоженные гитлеровцы выскочили из домов и открыли огонь.
Бой длился не более часа. Партизаны окружили гитлеровцев со всех
сторон и разгромили. Утром они насчитали на улицах Борисенок шестьдесят убитых солдат и офицеров.
Мельница была сожжена.
Партизанская борьба ширилась, приобретала все больший размах.
13 декабря партизанское радио приняло сообщение Совинформбюро
«В последний час». Неописуемой
радостью наполнили сердца мужественных патриотов торжественные
слова: «...войска нашего Западного
фронта, измотав противника в предшествующих
боях, перешли в контрнаступление против его ударных
фланговых группировок. В результате
начатого наступления обе эти группировки разбиты
и поспешно отходят, бросая технику, вооружение
и неся огромные потери».
Штаб партизанского отряда вскоре отозвался на это событие специальной
листовкой. «Красная Армия обрела великую сокрушительную силу и
без передышки
бьет фашистов,— говорилось в ней.—
Только в
ходе трехнедельного отражения наступления
гитлеровцев, начавшеюся в середине ноября Красная Армия уничтожила 150 тысяч солдат, более полутора тысяч танков, сотни орудий и минометов противника Еще больше легло фашистов на полях сражений под Москвой, когда Красная Армия перешла в решительное контрнаступление Враг впервые почувствовал на своей шкуре такие мощные удары советского оружия Победа будет за нами»
То, что гитлеровские полчища терпят под Москвой серьезное поражение, воочию видели и сами партизаны По железной
дороге Вязьма — Брянск когда
ее удавалось восстановить, и по большаку Юхнов
— Вязьма день и ночь двигались на запад эшелоны и ко тонны
автомашин, забитые ранеными На
Угре, в Знаменке и в других крупных населенных
пунктах под госпитали были заняты здания школ,
клубов, местных учреждений.
Наблюдая это, партизаны ощущали, что в бое вые победы советских
войск вложена частица их усилий, их капля крови.
— Хороший подарок преподнесла Красная Армия Родине под Новый
год! — с восторгом говорю Шматков, потирая от удовольствия руки
Главное свое внимание партизанский штаб, естественно, направлял
в эти дни на проведение новых операций Партизаны всеми силами стремились помочь Красной
Армии и делали для этого а своей стороны все, что было возможно Все 25 партизанских групп 1-го партизанскою отряда
«Смерть фашизму!» и боевые
подразделения 2-го отряда ни когда еще не показывали такой
боевой активности Как и прежде, основными объектами, на которые
предпринимались
налеты, оставались железная до рога
Вязьма — Брянск и большак Юхнов — Вязьма. Хроника боевых
действий отрядов в те дни богата
событиями, которые со всей очевидностью свидетельствовали
о возросшей силе партизан.
Серьезную диверсию провели помощники партизан —стрелочники станции
Угра Федор Кузнеца и Андрей Семенов и телеграфист узла связи этой же станции Михаил Якушев
По заданию щтаба партизан они устроили столкновение вражеских
эшелонов на дебрянском разъезде.
Вечером 20 декабря Кузнецов и Якушев прибыли с Угры на дебрянский
разъезд. Незаметно для гитлеровцев побывали на вокзале, встретились с Андреем Семеновым
и передали ему поручение перевести стрелки, а сами, чтобы удостовериться, что все идет как надо, расположились в кустах
у железнодорожного моста
через Угру.
На разъезде им был виден готовый к отправке на станцию Занозная
эшелон с танками и орудиями Со стороны станции Угра в ближайшее время ожидался поезд в сторону
Вязьмы с пополнением для фронта.
В 20 часов 15 минут через дебрянский разъезд промчался без сигнальных
огней поезд, и тотчас, вырвавшись из-за поворота, на мосту показался
эшелон
с Угры Столкновение произошло в километре oт разъезда. Вначале
взорвались паровозы, потом со скрежетом и гулом полетели под откос вагоны В одно мгновенье
все смешалось: танки, орудия, вагоны, пожираемые огнем. В результате столкновения поездов было уничтожено два паровоза,
сгорело 25 вагонов и 15 платформ груженных танками и орудиями,
погибло несколько десятков фашистских
солдат и офицеров. Движение на этом участке
железной дороги прекратилось на восемь дней
В окрестностях станции Угра действовала группа Федора Киреева.
Штаб партизанского отряда нацелил
удар этой группы на участок железной дороги
западнее станции Угра, куда партизаны редко проникали.
В морозную
ночь Федор Киреев вывел часть своей
группы лесом в район станции Вертехово. Перед партизанами была поставлена задача — разобрать на большом расстоянии железнодорожный путь и пустить под откос первый же эшелон, который направится в сторону станции Угра.
Прибыв на
место, партизаны, несмотря па совершенный
ими длительный и трудный переход, решили сразу же
приступить к выполнению задачи. Выставив
по обе стороны охранение, они развинчивали
в километре от станции рельсы и сбрасывалиих под откос. Разобрано было уже четыре звена, но в этот момент со стороны вокзала началась стрельба
из автоматов. Завязывать бой в задач) группы не входило,
и Киреев отвел партизан к речке
Маковке. Дав им некоторое время на отдых, он затем вывел группу
к полотну дороги по другую сторону от станции Вертехово.
К побелевшим от мороза рельсам прилипали пальцы. Мороз забирался
под одежду. Но партизаны работали без передышки. Вскоре путь был разобран на протяжении
пятидесяти метров, и командир отдал приказ уходить.
Когда партизаны уже находились в лесу за Жуковкой, держа путь в сторону озера Бездон, послышался грохот, и лес осветило багровое пламя.
В первой половине декабря группа партизан под руководством Семена
Качанова взорвала мост на реке Сигоса у Екимцева. Несколько дней спустя гитлеровцы восстановили
его. Тогда партизаны Павел Воронцов и Степан Винокуров повторили
операцию. Фашисты опять
починили его. И все же через несколько дней Семену Качанову снова удалось
взорвать
этот мост.
Партизаны под командованием Федора Моисеенкова устроили на дороге в районе деревни
Бога тырь ночную засаду.
Хотя и сильно мело, вражеские
машины беспрерывно шли в обе стороны, то в одиночку,
то группами, но два-три грузовика. Моисеенков подождал,
пока появится колонна автомашин,
и взорвал заложенные на дороге мини Взрывами
было уничтожено семь грузовиков. По том
начали взрываться боеприпасы, и сгорело еще несколько
машин.
У деревни Липники партизаны, возглавляемые Василием Чепышко, напали
на колонну машин с пехотой и огнем из автоматов уничтожили два десятка гитлеровских солдат.
Четыре автомашины было сожжено.
Гитлеровцы принимали множество мер, чтобы обезопасить движение по большаку. На наиболее
уязвимых участках, там,
где леса подходили к самой дороге, были поставлены
часовые с пулемета ми, патрулировали конные разъезды. Почти на всем
протяжении юхновский большак был обнесен с обе
их сторон
снеговыми стенами, образовавшимися после многократных расчисток пути от сугробов. Дорога оказалась словно в туннеле. Но все эти меры мало помогали врагу.
НАБАТ
Контрнаступление советских войск под Москвой развивалось настолько успешно, что в начале января 1942 года в Ставке Верховного Главнокомандования созрело решение провести крупную операцию
против группы армий «Центр». Составной частью операции
должен был стать глубокий рейд 1-го гвардейского
конного корпуса под Вязьму с целью окружения
вяземской группировки противника. Прорвав оборону немцев на
Варшавском шоссе, конница П. А. Белова должна была выйти на территорию Знаменского района и по ней совершить большую часть рейда в тылу вяземской группировки.
Одновременно с корпусом П. А. Белова получил приказ высадить сильный десант в районе
предстоящего рейда 4-й
воздушно-десантный корпус. Туда же
направлялась ударная группировка 33-й армии М.
Г. Ефремова.
Готовя эту операцию, Военный совет и Политуправление Западного
фронта провели совещание, на котором было решено немедленно
установить связь с партизанами.
Подпольным райкомам и местным партийным организациям, на территории которых должны были развиваться
действия рейдирующих частей, предлагалось развернуть широкую
политическую, военную
и организационную подготовку для активного содействия нашим войскам.
Здесь-то и суждено было партизанам Знаменского района проявить
все свое боевое мастерство и силу духа: на их долю выпадало максимально
облегчить действия рейдирующих войск, подготовить условия для быстрого движения под
Вязьму.
Для штаба партизанского отряда «Смерть фашизму!» решение поднять
вооруженное восстание и изгнать фашистов не представляло крутого изменения
тактики борьбы. Директивы партии по этому вопросу Шматкову были хорошо известны. Смоленский
обком партии, исходя из указаний Центрального Комитета и правительства, еще летом дал
подпольным
райкомам ясные и точные указания на этот счет. Общий их смысл сводился к тому, что
нужно
всячески и повсеместно организовывать на селение, готовить его к массовым вооруженным
выступлениям
против захватчиков.
Эту линию райком повседневно проводил в жизнь. В двух отрядах постепенно собралось
около тысячи
человек, а разгром фашистских полчищ под Москвой и контрнаступление создали в районе не бывало благоприятную обстановку для дальнейшего
развертывания партизанских сил, привлечения к борьбе
всех местных жителей, способных владеть оружием, особенно молодежи. Оружия и боеприпасов набралось более чем достаточно.
В связи с подготовкой
восстания в начале января
в деревне Луги было проведено заседание бюро подпольного райкома партии. Время выступления—17 января — приурочилось к моменту высадки в район воздушного десанта. Условились,
что сигналом к началу восстании будет зажженный стог старой
соломы на высоком косогоре
близ Гремячки: столб черного дыма до1 жен
был быть виден издалека. Сигналом служил набат
— гулкие удары по рельсу.
За немногие
дни, оставшиеся до начала восстания,
штабом отряда было сделано многое: пополнены свежими
силами партизанские группы; в мест» их
сосредоточения завезено оружие и боеприпасы;
на дорогах, ведущих к станции Угра, в Знаменку
и Михали, выставлены усиленные заслоны Paзведчики снова обследовали
все ближние фашистские гарнизоны, установив их численность, вооружение.
Накануне восстания У-2 доставил в Желанье связиста 4-го воздушно-десантного
корпуса Александра Голицына с рацией. Он явился к Шматкову, получил от него
информацию о положении районе и возможных местах высадки десанта.
Затем райком разослал по всем партизанским группам своих представителей,
получивших от
Шматкова специальный инструктаж
и заранее заготовленные
листовки с текстом обращения райкома
.
17 января выдалась ясная погода. С рассветом возле Гремячки задымил
стог соломы. Вслед за этим
в окрестных деревнях — Островках, Гречишнове,
Лепехах, Новинке, Полнышеве, Шушмине, Новоселовке — ударили
в набат. Немедленно отозвались и другие населенные пункты.
И понеслись призывные звуки на юг, север, запад и на восток.
Шматков и Селиверстов остались в Желанье для руководства восстанием.
Партизанские группы, отправились на выполнение боевой задачи.
В большинстве деревень, прилегающих к Желанье, гитлеровцев не было, и они были освобождены быстро.
Заняв здания сельсовета,
правления колхоза, почты, партизаны и присоединившиеся
к ним жители вывешивали на самых видных местах красные флаги,
расклеивали обращение подпольного райкома партии и устремлялись
дальше В обращении райкома говорилось-
«Дорогие
товарищи колхозники, советские служащие!
Красная Армия разгромила фашистов под Москвой и продолжает
гнать их все дальше на запад.
Сегодня и у нас в районе большой праздник — началось вооруженное
восстание против оккупантов Поздравляем всех вас с освобождением'
Становитесь в ряды народных борцов против немецко-фашистских захватчиков'
Все к оружию!
Смерть немецким оккупантам!
Знаменский подпольный райком партии».
Жители охваченных восстанием деревень радостно приветствовали
партизан. Десятки, сотни людей, особенно молодежь, вливались в их ряды.
К десяти
часам утра были провозглашены освобожденными
Полнышево, Аниканово, Шушмино, Свинцово,
Алексеевка, Прасковка, Горячки, Васильевка,
Полуовчинки, Лохово, Островки, Городянка,
Лепехи, Петрищево, Казаковка, Надежка и многие другие деревни . В Желанью
мчались на конях нарочные с сообщениями об этих радостных событиях.
Без особых осложнений развернулось восстание и в населенных
пунктах, находящихся ближе к Знаменке и к Угре, а также к железной дороге
Вязьма
— Брянск и юхновско- вяземскому большаку Расположенные там мелкие вражеские гарнизоны
приходилось, правда, выбивать с оружием в руках Так, в Великополье
вечером накануне восстания прибыло
на отдых два взвода гитлеровцев. Утром они
открыли по явившимся в село партизанам бес порядочную стрельбу
из автоматов, но вскоре по спешно отступили. Нечто подобное
произошло ив деревне Гряде, куда фашисты приехали отбирать картошку.
Партизаны обстреляли их. Сделав с де сяток
ответных выстрелов, враг бежал. Десяти полтора
немецких солдат в Преображенске, едва прослышав
о подходе партизан, сбежали на стан цию
Угра. В Шумихине партизаны окружили и раз громили небольшой отряд карателей. На улицах Бельдюгина завязался бой с группой гитлеровцев следовавших в Михали. Партизаны уничтожили всех. Ни один оккупант не ушел из Дроздова, Под пор, Глухова и Андрияков.
К концу дня большая часть, свыше сорока населенных пунктов, района
была очищена от оккупантов. Красными флагами свободы украсились деревни и села по берегам
Угры. Повсюду были не медленно
восстановлены сельсоветы, правления колхозов.
В партизанские группы влилось боле восьмисот новых
бойцов.
Гитлеровцы пытались остановить действия пар тизан ожесточенными
бомбардировками. На восставшие
деревни и села обрушили бомбы десятков самолетов. Бомбежке
были подвергнуты Желанье Великополье,
Свинцово, Бельдюгино. Но это уж не могло ни в коей
мере повлиять на исход борьбы
Поздно вечером, Шматков, почерневший, смертельно уставший, подошел
к Селиверстову и обня его.
— Поздравляю, дорогой Кузьма Андреевич, победой!
Ночью он подписал приказ:
«До прихода Красной Армии мы объявляем paйон партизанским, советским
и приказываем выполнять следующие указания:
1. За пределы района без
разрешения не уезжать.
2.
Все
граждане считаются участниками вооруженного восстания и обязаны помогать всем, чем
могут,
особенно оружием.
3.
Объявляем
мобилизацию 1925 года рождения, а также всех белобилетников.
4.
Назначаются
председатели сельсоветов.
5.
Все
колхозное имущество в двухдневный срок сдать председателям
колхозов.
6.
Всех
лошадей, пригодных для военных действий, сдать командирам партизанских групп.
7.
В
честь освобождения района и восстановления Советской власти вывесить флаги.
8.
Провести
всюду собрания по вопросу текущих событий и о задачах партизанского района»
Утром 18 января в Желанью прибыл из Лугов Петр Тинков и сообщил,
что между Минином и Великопольем ночью высадился воздушный десант во главе с капитаном Иваном Суржиком.
В середине дня десантники пришли на лыжах в Желанью. В их составе
насчитывалось несколько сот парашютистов. Они имели рацию и были вооружены автоматами, пулеметами, минометами
и даже противотанковыми ружьями. Среди десантников, высадившихся в Знаменском районе 17 января, был и представитель командования Западного фронта —
старший инструктор 8-го отдела Политуправления батальонный
комиссар Разговоров.
В Желанье состоялся короткий митинг.
Открывая его, Петр Карпович Шматков сказал:
— Товарищи! Мы переживаем сегодня незабываемый день. В районе успешно
идет вооруженное восстание.
К нам прилетели десантники, чтобы плечом к плечу с
нами громить фашистских захватчиков.
Этот день войдет в историю района и всей Смоленщины. Наша
обязанность — помогать десантникам, проявлять о них
заботу, чтобы они крепче
били оккупантов!
Капитан Суржик поблагодарил партизанский штаб, всех колхозников
за радушную встречу, желание активно помогать десантникам.
— Десантники будут не щадя жизни громить ненавистного врага,—
сказал он.— Немецко-фашистские захватчики в самые ближайшие дни почувствуют
силу объединенных ударов десантников и партизан.
Десантники разместились частично в Желанье,
но в основном в прилегающих деревнях Гречишнове, Островках, Великополье, Гремячке. Партизаны да и вообще все местное население были обрадованы
событиями минувшего дня: успех вооруженного
восстания, освобождение большой части района от захватчиков,
появление десантников подняли у
всех настроение.
На следующий день десантники начали оборудовать площадку для
высадки полка майора Николая Солдатова.
Под аэродром больше всего подходило поле северо-восточнее
Желаньи. С трех сторон его обрамлял бор, где можно было укрыть самолеты, с четвертой виднелась околица села. Снег на поле хотя и был глубокий, но кое-где уже держал наст.
Плохо было лишь, что неподалеку, километраж в пяти-шести, в Знаменке,
пока оставался сильный враг. И еще то, что это же самое поле пересекал
дорога,
соединяющая Знаменку с железнодорожной станцией
Угра. Однако отряду на подготовку аэродрома
отводилось короткое время, поэтому приходилось идти на риск.
На стройке аэродрома наряду с десантниками
работали сотни жителей Желаньи и окрестных де ревень. К вечеру
19 января поле в основном было подготовлено: расчищен снег, проложена посадочно-взлетная полоса,
сделаны площадки для стоянка самолетов.
20 января ночью в Желанье начал высадку 250-й
авиадесантный
полк Н. Солдатова. Аэродром принял
несколько транспортных самолетов. Посадочная дорожка
выдержала экзамен. Высадка десантников со всем их сложным
полковым хозяйством, кухня ми,
госпиталями продолжалась еще два дня. Расположились
они также в деревнях близ Желаньи.
С 18 по 22 января в Желанью были доставлены 1643 десантника, которые
имели на вооружении помимо автоматов 31 пулемет, 11 противотанковых
ружей, 34 миномета и две 45-миллиметровые пушки.
Кроме того, 2 февраля в районе Семлева высадились парашютисты
8-й воздушно-десантной бригады
полковника А. А. Опуфриева с задачей блокировать
Минское шоссе.
Возникновение
освобожденного района, высадка воздушного
десанта серьезно встревожили фашистов.
Под угрозой оказались тылы гитлеровских соединений и ряд
важных коммуникаций. Прежде всего гитлеровцев, конечно, беспокоила
возникшая угроза железной дороге Вязьма — Брянск.
Вскоре же после высадки десанта гитлеровское командование
бросило на Желанью довольно большой кавалерийский отряд, которому удалось обойти
партизанские
заставы между деревнями Грядой и Городянкой. Но партизаны и десантники встретили атакующих кавалеристов плотным огнем и почти полностью уничтожили их.
Затем был
выигран бой с гитлеровцами, прорвавшимися
со стороны Угры в Марьино. В этой схватке было убито
свыше 20 фашистов. Под прикрытием
сильного пулеметного огня не менее 150 гитлеровских
солдат попытались прорвать оборону в районе деревни
Городянки. В засаде здесь находилось 20 партизан и 17 десантников.
Несмотря на явное превосходство в силе, фашисты потерпели поражение и отступили на исходные позиции, недосчитавшись 70 солдат.
В то же время партизаны и десантники и сами предприняли несколько операций против гитлеровцев.
Западнее дебрянского разъезда они ночью сняли четыре
звена рельсов. На рассвете вражеский поезд, шедший к Вязьме,
свалился с полотна и наполовину
сгорел. Недалеко от станции Угра было подорвано двенадцать звеньев рельсов, что вывело дорогу из строя почти
на сутки. Затем операцию повторили
на перегоне Угра — Вертехово.
Устроив засаду у деревни Чернь, группа партизан и десантников подожгла
несколько вражеских автомашин с боеприпасами
и продовольствием, двигавшихся от Юхнова на Вязьму. Другая группа недалеко от деревни Доброе разгромила кавалерийский патруль, взорвала два грузовика. У деревни
Липники засада уничтожила полтора десятка гитлеровцев.
Совместными боевыми операциями партизаны и десантники
не только закрепили за собой освобожденные в результате вооруженного
восстания деревни и села, по и выбили врага из Сумбурова, Хватова Завода, а также Коптева.
Советская власть была восстановлена в 58 деревнях, селах, поселках и железнодорожных станциях.
Освобожденная территория района увеличилась еще на две сотни
квадратных километров.
Попытки гитлеровцев вернуть те или другие населенные пункты не
имели успеха. Они понесли большие потери, попытавшись захватить Великополье,
Бельдюгино, Волокочаны и Полуовчинки.
Со всех концов освобожденной территории рай она приходили в Желанью
вести о новых и новых победах.
Активно действовал также 2-й партизанский отряд под руководством
А. Г. Холомьева. Он состоял теперь из трех групп, размещавшихся в селе Красном, в деревнях Греково и Жолобово. Штаб отряда и командный пункт находились в небольшом поселке Родня, затерянном в лесу.
Отряд почти ежедневно проводил боевые операции: партизаны нападали
из засады на обозы на большаке Юхнов — Вязьма, уничтожали небольшие
группы гитлеровцев, подрывали автомашины, разрушали телефонную связь.
В конце января отряд Холомьева разгромил деревни Беляево роту
гитлеровцев. Партизанская разведка еще накануне донесла, что
из села Федоткова, крупного населенного
пункта на реке Угре движется в сторону Знаменки большая группа
вражеских
солдат и офицеров. Холомьев собрал командиров партизанских групп и разработал вместе
с ними
план операции. Дорога из Федоткова на Знаменку пролегала лесами
через Беляево и в зимнее время
была единственной. Тут-то и было решено дать бой фашистам. Холомьев выдвинул за деревню две хорошо вооруженные
боевые группы и устроил там
засаду: первая группа заняла вырытые в снегу траншеи почти у самой деревни, вторая — в полукилометре от нее, на повороте дороги. Третья группа
оставалась в резерве в деревне.
В полдень на дороге показалась вражеская колонна. Холомьев дал приказание второй группе
партизан, чтобы они пропустили
фашистов вперед без выстрела.
Когда же гитлеровцы подошли на расстояние выстрела
к первой группе, отдал команду открыть
огонь.
Фашисты, не ожидавшие нападения, заметались на дороге, пытались
укрыться в лесу, застревали в глубоком снегу. В первые же минуты боя партизаны уничтожили несколько
десятков солдат. Офицер, командовавший колонной, напрасно
старался навести порядок. Солдаты кидались из стороны
в сторону, неизбежно попадая
под партизанский огонь. Потом они бросились назад,
но снова попали под ураганный огонь второй группы партизан.
Было уничтожено еще несколько
десятков фашистских солдат.
Затем Холомьев ввел в бой третью группу. И она довершила разгром вражеской колонны. На дороге и снегу осталось
лежать свыше ста убитых фашистов,
Партизаны собрали на поле боя около сотни
автоматов, пять ручных пулеметов и два миномета.
В Желанье по-прежнему строго соблюдался установленный порядок. На улицах не видно
было праздношатающихся людей,
никакой толчеи. Всех, кто
прибывал в село, останавливали часовые в Гремячке,
и пройти можно было лишь по разрешению партизанского
штаба.
В положенные часы работали возрожденные учреждения— райком партии,
райисполком, райвоенкомат, контора райуполкомзага. Они заняли на западном краю села бывший
дом профессора К. А. Скворцова, видного московского психиатра. Штаб партизанского
отряда обосновался в доме дирекции спиртзавода, а штаб десантников
— в здании
сельсовета.
Десантники всюду были желанными гостями, жители делились с ними
всем, что у них имелось
28 января в партизанский штаб поступило из Подсосонок сообщение о том, что в южную часть района через Варшавское
шоссе прорвались передовые части 1-го гвардейского кавалерийского
корпуса генерала П. А. Белова. По распоряжению штаба отряда партизанские разведчики направились в тот же день навстречу кавалеристам,
чтобы, как только
они достигнут освобожденной территории, указать
им дорогу, подготовить квартиры для отдыха
и ночлега. В деревни и села были посланы уполномоченные райкома заготовлять продовольствие для кавалеристов, фураж для лошадей.
Первыми в ночь на 27 января через Варшавское шоссе пробились 2-я
гвардейская кавалерийская, 5-я
и 75-я кавалерийские дивизии. Наступая вдоль восточного
берега Пополты, они перешли через Варшавское шоссе. В середине
следующего дня 2-я гвардейская
дивизия вела бой за сильно укреплен ную
гитлеровцами деревню Стреленки, то есть уже севернее
шоссе. От Стреленок до Знаменки было 30
с небольшим километров.
Гитлеровцы, обеспокоенные прорывом частей кавалерийского корпуса, приняли ряд экстренных
мер. Усилили подразделения,
несшие охрану большака Юхнов — Вязьма, пехотой и танками.
В Зна менку и на станцию Угра также были переброшены подкрепления.
На самой «Варшавке» завязались ожесточенные бои. Гитлеровцы стремились
больше не пропустить через шоссе кавалерийских частей. Но добиться
это го
им не удалось. В ночь на 28 января через него прорвались подразделения 1-й гвардейской и 571 легкой кавалерийских дивизий и полк 41-й.
Штаб корпуса во главе с П. А. Беловым и оставшиеся за линией Варшавского
шоссе части — главные силы 41-й кавалерийской дивизии, один из полков 1-й гвардейской
дивизии — тщательно готовились к решительному броску через «Варшавку», с тем чтобы ночью 30
января соединиться с авангардными частями.
Ночью на Варшавском шоссе разразилась сильная метель. Воспользовавшись
этим, кавалеристы перешли дорогу незаметно, почти без выстрела.
Штаб корпуса следовал
в конном строю. Радиостанции были установлены на санях.
Гитлеровцы вскоре обнаружили движение через шоссе, бросили туда
несколько танков и сумели ликвидировать прорыв, но основные
силы войск Белова уже углубились в тыл
врага. Через несколько часов, когда уже начинало рассветать, штаб корпуса прибыл в район той же
самой деревни Стреленки.
С 30 января корпус генерала П. А. Белова приступил к выполнению
своей главной задачи, поставленной
командованием Западного фронта,— нанесению
через Знаменский район удара на Вязьму. Белов знал,
что в направлении Вязьмы наступает со стороны
Износок ударная группировка 33-й армии под командованием генерала
М. Г. Ефремова и что она вот-вот достигнет территории освобожденного
района.
Стремясь помочь коннице, партизаны совместно с десантниками значительно
активизировали боевые действия. Партизаны надежно оседлали большак Юхнов — Вязьма и
тем самым обезопасили правый фланг кавалерийского корпуса, а подразделения десантников
капитана Ивана Суржика, овладев несколькими населенными пунктами, прилегающими к Варшавскому шоссе, прикрыли левый фланг. Под ударами партизан постоянно находилась также железная дорога Вязьма — Брянск.
Журналы боевых действий партизан содержат записи о схватках,
в которых фашисты несли большие потери.
В бою с колонной гитлеровцев, следовавшей из Юхнова в Знаменку, истреблено
более пятидесяти солдат.
Возле села Слободка сожжено три грузовика
с боеприпасами. Между станциями Вертехово и Баскаковка
подорвано на большом расстоянии железнодорожное
полотно. Взорван путь у разъезда Годуновка; при этом было
уничтожено одиннадцать крытых платформ с орудиями.
Чтобы избежать боев за населенные пункты, движение конницы переместилось
после Стреленок левее Путь указывали партизаны. Командир корпуса был доволен, что
они смогли пробиться через вражеские заслоны навстречу кавалеристам.
— Благодарю, товарищи, благодарю,— повторял он.
Жители деревень и поселков с радостью встречали конников. Многие из крестьян, а также
солдаты и командиры,
оставшиеся здесь с осени 1941 года,
охотно вливались в их ряды.
Совершив многокилометровый путь лесами, через снега, штаб корпуса прибыл на рассвете
31 января, как и намечалось,
в деревню Вязовец. Отсюда открывались
дороги на станцию Угра и на Желанью.
Под штаб корпуса была отведена просторная
пятистенка, крытая щепой.
Днем 31 января штаб корпуса получил от командования Западного фронта
шифрованную радиограмму,
которой предписывалось развивать наступление, перерезать
железную дорогу между Вязьмой и
Семлевом и соединиться с группой 11-го кавалерийского
корпуса полковника С. В. Соколова, нас ступавшего
к Вязьме со стороны Калининского фронта
и уже находившегося севернее Издешкова, и с частями ударной группировки 33-й армии.
Не позднее 1 февраля корпус Белова должен был занять район Подрезово,
станцию и районный
центр
Семлево, Селиванове, а затем внезапным ударом захватить Вязьму.
Прочтя директиву, генерал Белов посмотрел на часы, приказал пригласить к себе комиссара корпуса А. В. Щелаковского, затем потребовал точные
данные о месте нахождения конницы Соколова» частей
33-й армии. Пока работники штаба готовил эти данные, он и Щелаковский разостлали на cтоле карту и, вооружившись
карандашами, намечал путь продвижения корпуса.
Вскоре гвардейцы распрощались с Вязовцом Дальше их путь пролегал
через освобожденные партизанами деревни и села, и поэтому двигались
он намного
быстрее. В окрестностях станции Угра со провождаемые партизанскими проводниками кавалеристы быстро перебрались
по льду через рев Угру,
затем пересекли железную дорогу Вязьма-Брянск.
Схватке за Свиридово предшествовала серьезная подготовка. В Великополье, где обосновались
партизаны и десантники, был совместно разработан план боя. Тщательная разведка установила, что в Свиридове в последние дни находилось довольно много гитлеровцев, а подступы к деревне усиленно
охраняются.
В числе других партизан в разведку ходили Т. Деревкова и Е. Ананьева,
присоединившиеся к отряду
в середине января, после высадки первого воздушного десанта. Разведчики, направленные в Свиридово раньше
их, не вернулись. Они, как выяснилось потом, были схвачены
фашистами.
Особенно
ужасной была участь великопольской колхозницы,
матери троих детей Ефросиньи Осиповны Ананьевой. Она
уже не раз выполняла задания партизанской
разведки, проникала в такие места, куда,
казалось, невозможно попасть никому. Поэтому командир 2-го батальона Сергей Московский и комиссар батальона Федор Воронин поручили именно ей еще раз побывать в Свиридове. В деревне гитлеровцы схватили ее, жестоко избили, добиваясь сведений о партизанах. Сломить героиню-разведчицу им не удалось. На второй день фашисты увезли ее, полуживую, в Знаменку и там повесили.
Бой за Свиридово начался на рассвете 30 января. Наступление против
находившегося там фашистского гарнизона вели батальон майора Сергея Московского,
прибывший 26 января в освобожденный район из Хватова Завода в составе партизанской
группы полковника М. Г. Кириллова, и десантники лейтенанта Константина Семибратова
из полка
майора Солдатова.
Охватив
деревню с трех сторон, партизаны и десантники
добились перевеса и закрепились на окраине
деревни. Гитлеровцы, только что учинившие зверскую расправу
над населением деревни, пощады
не ждали и ожесточенно сопротивлялись. Их
упорство объяснялось и тем, что Свиридово прикрывало подступы
к большаку Юхнов — Вязьма и дорогу
к железнодорожной станции Волосто-Пятница. Кроме того, отсюда открывался прямой путь на
Знаменку. Бой за Свиридово был частью операции
по взятию райцентра, а вместе с тем — пробой более крупного взаимодействия партизан и десантников.
Мороз в это утро стоял крепкий, коченели руки, трудно было дышать.
В ходе боя он ощущался, правда,
значительно меньше, но все же заставлял людей
то и дело хвататься за уши, оттирать рукавицами щеки, носы.
К середине дня в ходе боя наступил перелом Фашисты
все еще продолжали с ожесточением оборонять деревню, из Знаменки сюда уже не раз подбрасывались
подкрепления, однако атакующие не выпускали
из рук инициативу и, несмотря на все ухищрения
и усилия врага, теснили его.
Сопротивление гитлеровцев начало ослабевать, а потом и совсем прекратилось. Уцелевшие
фашисты отошли в сторону
Знаменки. Группа партизан и
десантников кинулась им вдогонку, стремясь отбить
еще и Заречье. Но фашисты, прибывшие сюда из Знаменки, успели
установить на огородах несколько пулеметов, и атака захлебнулась.
Партизанам и десантникам
удалось овладеть лишь несколькими
домами.
Другая группа партизан прорвалась на юхноско- вяземский большак
и перерезала его.
В Свиридове гитлеровцы оставили пятьдесят убитых, а также две
грузовые автомашины, несколько пулеметов, более тридцати автоматов.
Как только кончился бой, на улицах Свиридова
появились
его жители, прятавшиеся под полом хат,
в подвалах, картофельных ямах. Колхозники рассказали
партизанам и десантникам о трагедии, которая разыгралась в
деревне два дня назад. 28 января
гитлеровцы выгнали все мужское население
от одиннадцати лет
и старше, а также раненых красноармейцев
на расчистку большака Юхнов-
Вязьма от снежных
заносов и вечером того же дня всех
их расстреляли.
30 января об этом фашистском злодеянии партизаны, десантники
и представители местных жителей составили акт. В нем говорилось:
«От рук фашистов погибло 64 человека, в том числе 26 раненых красноармейцев,
проживавших в деревне. Уведены и расстреляны:
1. Коченов Ефрем Степанович
2.
Иванов
Степан Иванович
3.
Симаков
Никита Ильич
4.
Его
внук Пеш
5.
Юсов
Иван Никитович
6.
Юсов
Кузьма Никитович
7.
Быстряпш
Даниил Герасимович
8.
Быстряпш
Александр Данилович
9.
Антонов
Александр Владимирович
10.
Петухов
Федор Фролович
11.
Горбатов
Александр Сергеевич
12.
Чернышев
Степан Федорович
13.
Его
сын Чернышев Александр Степаннович
14.
Кузьмин
Илья Иванович
15.
Клюшкин
Александр Григорьевич
16.
Захаров
Евдоким Захарович
17.
Иванов
Василий Иванович
18.
Его
сын Иванов Василий Васильевич
19.
Ерохин
Федор Максимович
20.
Ерохин
Сергей Алексеевич
21.
Давыдов
Василий Ильич
22.
Викторов
Иван Викторович
23.
Ерохин
Иван Ильич
24.
Ерохин
Николай Тимофеевич
25.
Петухов
Николай Васильевич
26.
Изотов
Захар Федорович
27.
Григорьев
Филипп Григорьевич
28.
Демкин
Яков Данилович
29.
Ларин
Осип Петрович
30.
Его
сын Ларин Иван Осипович
31.
Семенкоз
Федор Иванович
32.
Семенков
Анисий Иванович
33.
Семенков
Яков Алексеевич
34.
Его
сын Семенков Николай Яковлевич
35.
Ларин
Парфен Петрович
36.
Ковалева
Мария Михайловна
37.
Семенков
Василий Иванович
38.
Зенов
Яков Иванович
Фамилии
26 красноармейцев не были установлены.
Фашисты намеревались, указывалось далее в акте, собрать и расстрелять
также всех женщин. Их спасли партизаны и десантники, выбившие гитлеровцев
из Свиридова. Акт подписали: комиссар партизанского батальона старший политрук Воронин,
командир
роты старший политрук Масленников, секретарь партбюро старший политрук Микрюков,
партизан из деревни Свиридово Изотов, а также колхозницы Анна Юсова и Екатерина Федорова.
Осмотрев Свиридово, Шматков поспешил в Желанью, в штаб партизанского
отряда. Там его уже ждали представители командования десантников
во главе
с Николаем Солдатовым. Было решено на рассвете 31 января нанести удар по Знаменке.
Бой начался,
как и намечалось, с того, что с рассветом группа партизан
и десантников перере
зала недалеко от деревни
Липники большак Юхнов — Вязьма и тем самым отвлекла внимание вра
га. Основные силы
партизан и десантников ринулись
через лес в атаку на Знаменку.
Перед селом фашисты попытались задержать их, но не смогли. Атакующие
достигли домов на окраине и, зацепившись за них, развернули
уличный бои.
Отвоевывая
дом за домом, они продвигались вперед
и за какие-нибудь полчаса достигли невысокого
укрывшегося в палисаднике деревянного здания, бывшего районного отдела НКВД. Слева над нагромождением домов возвышалась
деревянная часовня,
а справа — белая колокольня каменной церкви. Дальше
улица скатывалась вниз к Угре Налево,
в низине, ответвлялся переулок с выездом на
Желанью, а направо протянулась улица, ведущая
к зданиям райкома и райисполкома.
Казалось, достаточно еще одного нажима, и центр Знаменки будет
взят. Но тут фашисты откры ли огонь из пулеметов, установленных в часовне,
на колокольне, и наступление приостановилось.
Попытка обойти часовню и церковь стороной не принесла успеха, так
как они господствовали над
всем селом и фашистам все было видно
как на ладони.
Уничтожить пулеметные гнезда также оказалось невозможным, огонь автоматов не поражал сидящих за кирпичными стенами вражеских
пулеметчиков.
Вскоре из Волосто-Пятницы на выручку знаменскому гарнизону прибыла рота солдат.
Прежде всего они атаковали
партизан и десантников в Заречье
и, добившись там перевеса, перешли через Угру
в Знаменку.
В нагорной
части районного поселка, где уже несколько
часов дрались партизаны и десантники, с
новой силой закипел жестокий бой. Засев на чердаках домов, они вели по гитлеровцам столь сильный огонь, что те
несколько раз откатывались, оставляя
на улице трупы.
В половине
дня гитлеровцы перебросили в Знаменку
еще роту из Вязьмы, затем они стали поджигать дома,
в которых укрепились партизаны. Изменившееся
соотношение сил делало продолжение штурма нецелесообразным;
организовав огневое прикрытие,
отряд отошел в лес.
В этом бою партизаны показали, что умеют вести наступательный
бой за сравнительно крупные населенные
пункты и выводить из строя значительные
силы врага. Об этом свидетельствовал итог боя: фашисты потеряли
сотни три солдат и офицеров; в качестве
трофеев партизанам достались тридцать автоматов и винтовок,
три пулемета.
В ОГНЕННОМ КОЛЬЦЕ
Жизнь в районе постепенно обретала свое русло. Колхозники уже начинали
думать о предстоящем весеннем
севе. На столе Шматкова лежали справки о
положении в селах района, составленные секретарем райисполкома М. М. Ивановым. В колхозах насчитывалось четырнадцать тракторов разных марок и десять сеялок — старые машины, не эвакуированные
в глубь страны. Колхозные кузнецы с трудом, но все же привели их в порядок. Далее указывалось, что в Свинцове пущена мельница, работающая от двигателя трактора. В Желанье построена баня
с санпропускником и дезкамерой на восемьдесят человек. В
деревнях освобожденного района размещены беженцы из Всходского,
Дорогобужского и Мосальского районов. Выявлено пятьдесят осиротевших детей, и все они обеспечены жильем, питанием, бельем. Распространено военного займа на
сумму 168 тысяч рублей, из которых около 113 тысяч внесены наличными.
Но были и иные вести. Отступая под натиском партизан и десантников,
фашисты сожгли 1018 домов и уничтожили 1114 хозяйственных построек,
отобрали
у жителей свыше 1600 центнеров зерна, 1700 центнеров картофеля, 1400 голов крупного
и мелкого
рогатого скота, 8600 штук домашней птицы, много теплой одежды и обуви.
Было над чем задуматься, о чем позаботиться секретарю райкома.
В первую очередь требовалось организовать помощь местного населения вооруженной борьбе против
немецко-фашистских захватчиков. По заданию партизанского штаба между деревнями Прасковкой и
Лохово силами местного населения сооружался большой аэродром,
которому в самое ближайшее время предстояло принимать
тяжелые транспортные самолеты. Поле, намеченное под аэродром, было значительно больше, чем желаньинское, ровнее и выше. Со всех сторон его обступал лес.
В Желанье, в пустовавшем ремонтном цехе спиртзавода, открылась
партизанская оружейная мастерская, в которой ремонтировали и приводили
в порядок отечественные винтовки и карабины, трофейные автоматы и
пулеметы. Организовал оружейную мастерскую и взялся руководить ею Г. М. Шехтман, техник желаньинского
совхоза. Он привлек к работе в мастерской несколько слесарей
из числа партизан. Рядом с ним
трудились В. Андреев, Н. Алексеев, С. Вареница, В. Кудров, Д. Кузичев, Л. Максимов,
Г. Соловьев и другие.
Через некоторое время на ремонт в оружейную мастерскую привезли
даже 152-миллиметровую пушку. Партизаны нашли ее в лесу возле деревни, Будневки.
Семен Качанов, назначенный по решению партизанского штаба комендантом
Желаньи, узнав об этой новости, немедленно примчался в оружейную мастерскую.
— Григорий Моисеевич,— взмолился он, обратившись к Шехтману,—
отремонтируй ты, пожалуйста,
пушку как можно быстрее! Я же артиллерист. Когда проходил
службу в армии, первые места занимал
по меткости стрельбы. Орудие нам нужно до зарезу!
С момента
освобождения большей части района Шматков
все более склонялся к мысли передать командование
сильно разросшимся отрядом человеку
с военным опытом, а самому целиком сосредоточиться на партийных и хозяйственных делах, что отвечало требованиям новой оперативной обстановки.
Его мнение разделяли и комиссар отряда Селиверстов,
и другие члены партизанского штаба.
Петр Карпович внимательно приглядывался к командирам партизанских групп. Среди них
было немало отличных,
преданных и храбрых людей. Но руководить
всем отрядом успешнее других мог бы, как
казалось Шматкову, Максим Гаврилович Кириллов,
опытный в военном отношении человек. Полковник
Кириллов, как только его партизаны влились в объединенный
отряд, показал, что умеет работать
с людьми: его группа отличалась от других
более крепкой дисциплиной, в бою зарекомендовала себя
с лучшей стороны.
— А вы что ж, Петр Карпович?
— спросил Кириллов, когда Шматков от имени штаба предложил ему принять командование.
— У меня других дел много,—
ответил Шматков.— В освобожденной части района, сами понимаете, нужна большая
партийная работа, предстоит решить много хозяйственных вопросов, и прежде всего
наладить снабжение партизан и войск. А сверх того — подготовка к весеннему севу, словом,
гора дел. Освободившись от командования отрядом, я мог бы полностью переключиться
на решение этих вопросов.— И добавил: — А главное, в связи
с высадкой в районе десантников и прорывом войск
будет лучше, если командовать
отрядом станет человек
военный. Кстати, этот вопрос согласован с партизанским
отделом штаба Западного фронта.
— Понимаю,— произнес,
задумавшись, Кириллов.—А примут ли меня партизаны? Я ведь здесь
пока
новый человек.
— Это уж мы постараемся, Максим
Гаврилович,—ответил
Шматков.
Через день состоялось заседание подпольного райкома партии
и штаба отряда совместно с командованием десантников, на котором полковник
Кириллов
был утвержден командиром объединенного партизанского отряда. Название его было решено
сохранить
старое — «Смерть фашизму!».
На заседании была намечена программа дальнейших боевых действий отряда: способствовать успеху наступательных операций советских войск, нанося удар по железной дороге Вязьма — Брянск и по большаку Юхнов — Вязьма.
В начале февраля в район прибыл небольшой отряд
особого назначения, подчиненный непосредственно штабу Западного фронта. Отряд производил
диверсии в глубоком тылу врага под Ельней: подрывал железные дороги,
мосты, шоссе, аэродромы, укрепления. В Знаменском районе этот отряд
должен
был передать штабу Белова разведывательные данные.
Прибывший отряд расположился в трех километрах от Желаньи,
в поселке Шушмино, и в сосед-
них
деревнях Аниканове и Новоселовке.
Утром следующего дня Шматков и Кириллов тронулись верхом на
лошадях в Шушмино. Дорога, несмотря на снегопады, была наезженная, и вскоре они добрались до места. По тому, как выглядел
отряд, они поняли, что перед ними закаленное в боях подразделение. Полковник Кириллов очень рассчитывал на помощь нового отряда.
В Шушмине Шматков и Кириллов задержались до
полудня. Побывали в домах у многих колхозников, интересовались, как живут люди, в
чем надо им
помочь. В Желанью возвратились лишь перед вечером. Петр Карпович почувствовал усталость и решил сразу же направиться в Лепехи, чтобы там немного
отдохнуть.
Почти у самых Лепех Шматкова встретил Василий Фроленков.
— Что случилось, Василий Галактионович спросил Шматков, видя,
что молодой партизан торопился к нему и крайне взволнован.
— В Великополье приехал немец на автомашине. Шофер. Приехал и сдался в плен!
Дело было так. Фроленков охранял дорогу, ведущую из Великополья
в Свиридове. Кругом мело. Вдруг издалека послышался шум грузовика, а потом показалась и сама
машина. Увидев, что в ней, кроме шофера, никого нет, партизан выскочил
из-за
кустов на дорогу и приказал шоферу остановить машину. Тот вылез из кабины и поднял руки.
Машина
была нагружена теплым солдатским бельем и постельными
принадлежностями...
Короткой дорогой, перейдя скованную льдом Угру, за полчаса удалось
добраться до Великополья.
Штаб партизанского батальона Сергея Московского размещался в доме
Галактиона Осиповича Фроленкова. Еще издали Шматков заметил у крыльца дома грузовик,
накрытый брезентом. На кухне, у чугунной «буржуйки», грелся немецкий
шофер. Был он молод, с виду лет двадцати, не более, среднего роста, светловолосый,
с голубыми глазами.
Петр Карпович прошел мимо него в горницу, разделся, потом приказал
привести перебежчика.
— Имя, фамилия,— произнес он, как только шофер переступил порог.
Фроленков, сносно знавший немецкий язык, перевел вопрос.
— Густав Кельман!
— Профессия?
— Шофер!
— Военная или гражданская?
— Та и другая!
— Вы заблудились, приехав
в Великополье, или сознательно перешли к нам? Вам известно, что тут действуют партизаны?
— Нет, я не заблудился,
а перешел добровольно на вашу сторону. Для этого выбрал ненастный день, чтобы легче было уехать из Знаменки. Знаю, что здесь действуют партизаны!
— Почему вы так поступили?
—
Мой
отец коммунист,— ответил шофер,— гестаповцы бросили его в концентрационный лагерь,
и
я не знаю, жив ли он. Я ненавижу фашистов. Кроме того, мне больно видеть, как гитлеровцы
жестоко расправляются
с мирным населением. Я давно собирался
перейти к партизанам, но не было случая
Кельман
попросил оставить его в отряде, чтобы он
мог сражаться вместе с партизанами против Гитлера.
Уходя в Лепехи, Шматков дал указание Московскому направить перебежчика
временно на партизанскую кухню колоть дрова, а потом включить в одну из партизанских
групп.
— А как быть с бельем
и постельными принадлежностями?
— спросил Московский.
— Передать все в госпитали!
Поздно вечером, перейдя через Угру и взобравшись на покрытый соснами
бугор, за которым в темноте угадывалась деревня Лепехи, Шматков на
минуту
остановился и осмотрелся вокруг. В небе, охватывая кольцом по горизонту освобожденный
район, полыхали неровным светом вражеские ракеты Кольцо было огромное,
несколько десятков километров в поперечнике. Невольно Петр Карпович
подумал: «Однако немалые
силы врага сковали мы...»
Через некоторое время Густав Кельман попросил командование партизанской группы разрешить
ему обратиться по радио
к солдатам Знаменского гарнизона.
Такое разрешение ему дали.
Обращаясь к своим соотечественникам, Кельман сказал: «Я, Густав
Кельман, рядовой солдат немецкой армии, нахожусь у партизан. Мне здесь хорошо Все, что нам в немецкой армии говорили о
зверствах партизан над
пленными,— ложь. Не бойтесь партизан,
приходите к ним! Вспомните о ваших женах, детях! Не
делайте их вдовами и сиротами. Вам не за что воевать».
В феврале беспрестанно бушевали метели. Становилось все больше снега, почти совсем исчезли и без того малопроезжие дороги.
Минул месяц, с тех пор как из большей части района были изгнаны
оккупанты. Его территория превратилась в военный лагерь в полном смысле слова: склады, госпитали,
полевые аэродромы.
Райком партии вел огромную работу. Смешались дни и ночи. Люди приходили и приезжали
в Желанью в течение всех
суток — и гражданские, и военные. И у всех были неотложные
дела.
Наиболее сложной задачей было снабдить несколько десятков тысяч
людей продовольствием. Конница Белова, а затем и войска Ефремова
прорвались на территорию района, не имея существенных продовольственных запасов, и помочь им в
этом могли только партизаны
и местное население.
Райком снова разослал по сельсоветам уполномоченных с заданием учесть все имеющиеся
в колхозах и крестьянских хозяйствах запасы, необмолоченные скирды, произвести заготовку продовольствия. В освобожденном районе, как и до войны, действовала плановая система заготовок. Колхозы,
получив задания на поставку хлеба, картофеля, мяса и молока, старались как можно быстрее выполнить их. Вскоре начался массовый сбор продовольствия
в фонд Красной Армии, а также обмолот уцелевших
скирд прошлогоднего урожая.
Потянулись к партизанским складам санные обозы с зерном, на заготовительные
пункты регулярно поступал скот. Особенно много обмолоченной ржи, пшеницы
и овса поступало от созданных по инициативе райкома комсомола
молодежных бригад. Невзирая на морозы, молотьба шла круглые сутки. Молотили
преимущественно вручную, вальками либо цепами Когда скирды в освобожденных населенных пунктах
были обмолочены, комсомольцы пробрались на поля тех деревень, где стояли вражеские гарнизоны.
Так, комсомольцы деревни Луги совместно с партизанами ночами обмолотили
десять больших скирд в открытом поле невдалеке от Михалей.
Когда на складах собралось значительное количество зерна,
встал вопрос, где его перемолоть на муку. Крохотная мельничка на незамерзающем ручье в Гремячке и
недавно пущенная мельница в Желанье не могли справиться. Были пущены еще две —
в Свинцове и Шушмине. Крупные же водяные мельницы в Баталах
и Маньшине были для партизан недоступны: в этих деревнях находился
враг.
Зато вскоре в домах колхозников появились ручные мельницы-«партизанки», что открывало
некоторый выход из положения.
«Партизанку» мог изготовить каждый колхозник, ибо ее конструкция была чрезвычайно
проста: два накладывающихся
друг на друга дубовых кругляка
с набитыми по срезам скобками из гвоздей; кожух
из куска железа с пазухами для зерна и сброса
муки; рукоятка на верхнем кругляке для вращения—и
сооружение готово. Производительность «партизанки» была,
конечно, небольшой, но несколько
пудов зерна в день на ней все же можно было
смолоть.
Колхозники немедленно откликнулись на призыв обзаводиться
мельницами такого рода. У многих они уже имелись, другие спешно принялись
их делать. И вот заработали почти в каждом доме эти нехитрые, но очень нужные
приспособления.
Подобным же образом удалось организовать выпечку хлеба: в нескольких
деревнях колхозники в домашних условиях выпекали хлеб для партизан, Теперь надо было иметь хлеба во много раз больше обычного, но несколько сот добровольных пекарей
вполне обеспечили ежедневную потребность в хлебе.
Важнее всего было закончить стройку большого аэродрома возле Лохова. Десятки колхозников,
проживавших в окрестных
деревнях — Алексеевке, Васильевке,
Прасковке, Полнышеве, Полуовчинках,—
работали с лопатами и ломами в руках от зари
до зари.
Шматков
считал себя обязанным бывать в госпиталях. Частенько посещал
он желаньинский, полнышевский и великопольский госпитали. Вылеченные
в них бойцы пополняли ряды партизан, десантников. Петр Карпович внимательно выслушивали просьбы врачей и хозяйственников о нуждах госпиталей и делал для них все, что мог.
Зайдя однажды в госпиталь в Желанье, Шматков оказался на концерте,
который организовали
для раненых и больных комсомольцы силами художественной самодеятельности. Сидели кто на стульях, кто на лавках, а то и на полу. Выступала Нина
Исакова. Для певицы было оставлено крохотное, не больше зонтичного круга, место. Песни следовали
одна за другой — предвоенные, старинные. Когда зазвучали слова известной песни про танкистов, к голосу юной певицы присоединился с десяток мужских
теноров, баритонов, басов.
Шматков, хотя и передал командование полковнику Кириллову, все
же не выпускал из поля зрения
боевые действия партизан и был в курсе всех операций, проводимых
обоими партизанскими отрядами.
Максим Гаврилович заходил в райком и советовался
с ним по всем важным вопросам.
Партизаны, как и раньше, предпринимали один за другим налеты на
железную дорогу Вязьма — Брянск, на юхновско-вяземский большак. Тем самым они оказывали помощь
войскам П. А. Белова, которые уже вели бои за Вязьму.
В то же время партизанам приходилось отражать многочисленные
атаки гитлеровцев. С приходом в Знаменский район советских
войск гитлеровцы усилили действия
против партизан.
В начале февраля не менее ста фашистских солдат атаковали группу
партизан из батальона Сергея Московского, оборонявшую деревню Городянку. Партизан было раза
в три меньше, и все же они выиграли бой. Гитлеровцам пришлось отступить,
оставив
у деревни до трех десятков убитых. В другой раз враг безуспешно
пытался прорваться в деревню
Свиридово. В бою он потерял не менее двадцати
солдат.
Еще один бой произошел у деревни Волокачаны. Фашисты наступали с двух сторон — из
Сенютина через реку Угру и со станции Угра. Рота партизан под командованием лейтенанта Афанасия Камышанского встретила врага метким автоматным и минометным огнем. Трижды гитлеровцы бросались в атаку, но, потеряв около полусотни солдат,
в конце концов отказались
продолжать бой.
Против партизанской группы Алексея Яковлева и Михаила Шахурдина,
которая обороняла деревню Таганку, враг бросил с трех направлений большие группы
автоматчиков. Зажигательными снарядами фашисты подожгли дома и другие постройки.
Несмотря на сложную обстановку, в которой дрались партизаны, гитлеровцы успеха не имели
и снова понесли потери.
Освобожденный
район возрождал жизнь и упорно
сражался с врагом.
В первой половине февраля- командование Западного фронта приняло
решение перебросить в район
Желаньи остальные силы 4-го воздушно-десантного
корпуса.
В полной готовности содержались посадочная площадка на аэродроме,
квартиры в деревнях, прилегающих к партизанской столице. Райком партии принимал меры к увеличению
запасов хлеба, картофеля,
мяса.
Ночью 18 февраля на аэродром возле Желаньи один за другим садились самолеты ТБ-3, доставившие
десант; самолеты ПС-84 сбрасывали парашютистов в воздухе. Места посадки самолетов обозначались кострами, расположенными
треугольником, места для парашютного десанта — четырехугольником
костров.
Массовая высадка в районе Желаньи продолжалась шесть ночей.
В течение этого времени са-молеты, стартовавшие с подмосковных
аэродромов (Внуковского и ряда других), высадили в
освобожденный район почти
весь 4-й воздушно-десантный
корпус — семь тысяч человек, сбросили 1500 мешков
с вооружением и боеприпасами. Ночью 23 февраля, в день
Советской Армии, в Желанью вылетел
и штаб 4-го воздушно-десантного корпуса во главе с
командиром генерал-майором А. Ф. Левашовым.
Десантирование частей 4-го воздушно-десантного корпуса в Знаменском
районе прошло в основном успешно, хотя транспортные самолеты подвергались обстрелу вражеских зениток, нападениям
истребителей, а бомбардировщики
врага почти ежедневно бомбили аэродром. Лишь командир корпуса
генерал А. Ф. Левашов трагически погиб: фашистская пуля оборвала его жизнь, когда самолет, в котором он летел, находился в воздухе.
Как только высадка закончилась, полковник А. Ф. Казанкин, принявший
командование корпусом, двинул десантников к месту назначения.
В поселке Полнышево, в трех километрах от Же-ланьи, располагался
партизанский госпиталь, под него штаб отряда отвел сельскую школу. Казанкин приказал врачу десантников
Н. Д. Шеклакову немедленно направиться туда и приступить
к подготовке помещения для
приема раненых и больных. С этого момента полнышевский госпиталь стал объединенным.
Радисты получили распоряжение Казанкина связаться со штабами
бригад, переброшенных в освобожденный район раньше, и выяснить,
готовы ли они к броску вперед. Штаб 9-й воздушно-десантной
бригады размещался в это
время в деревне Гряде, в
четырех-пяти километрах юго-западнее Желаньи, а
штаб 214-й — в Аниканове, в шести километрах юго-восточнее. В это же время полковник связался и с 8-й воздушно-десантной
бригадой А. А. Онуф-риева, уже много дней сражавшейся совместно
с конниками Белова под
Вязьмой.
На рассвете на аэродром прибыли Шматков и Кириллов. Они тотчас
ознакомили командование корпуса
с обстановкой в освобожденном районе, рассказали
о силах противника, действиях партизан
и парашютистов. С момента появления штаба 4-го воздушно-десантного корпуса в Знаменском районе объединенный
партизанский отряд «Смерть фашизму!»
вошел в оперативное подчинение ему.
Тут же, на аэродроме, Шматков и Кириллов передали штабу десантников
несколько пар запряженных саней и коней под седлами.
— Без этих средств передвижения,— сказал Петр Карпович,— по
нынешним сугробам не продвинуться ни на шаг!
Кириллов и Казанкин условились, что одно из
подразделений 9-й воздушно-десантной бригады нанесет в ближайшие дни удар по дебрянскому
разъезду, с тем чтобы прервать
на длительный срок движение
поездов и воинских эшелонов по железной дороге Вязьма — Брянск.
Получив
донесения из 9-й и 214-й бригад о том, что
десантники вполне готовы к действиям, Казанкин приказал им двинуться к Варшавскому шоссе, на рубеж деревень Куракино, Бородино, Подсосонки,
где пока находились гитлеровцы. Бригадам предстояло
затем прорваться в район Ключи и Горбачи,
чтобы соединиться там с войсками 50-й армии
И. В. Болдина. Действия этой армии и корпуса были согласованы.
Встречное наступление 50-й армии
началось 23 февраля.
Стараясь продвигаться лесами, чтобы не быть замеченными
врагом с воздуха, 9-я и 214-я бригады в течение дня 23 февраля прошли освобожденные
партизанами деревни и к вечеру вышли на исходный рубеж. Отсюда было недалеко
до Варшавского шоссе.
Передохнув и проведя тщательную разведку, обе бригады в ночь на 24 февраля перешли
в наступление. Населенные
пункты, которые штурмовали десантники, имели разветвленную
систему обороны. Особенно большие работы гитлеровцы провели
здесь после начала партизанского восстания в Знаменском районе.
Гарнизоны некоторых из опорных
пунктов насчитывали 300—500 солдат.
Жаркие бои завязались с первых же часов. Парашютистам активно
помогали партизаны.
Гитлеровцы вынуждены были оставлять деревню за деревней. К исходу дня 25 февраля
десантники выполнили боевую задачу: 9-я бригада овладела
деревней Дертовочкой, а 214-я — Жердовкой, Иван-цевом, Татьянином, в течение одного дня они пробились на довольно близкое расстояние к Варшавскому
шоссе.
Подразделение
9-й бригады, выделенное для нанесения
удара по железной дороге Вязьма — Брянск,
в тот же день овладело дебрянским разъездом,
разрушило на значительном протяжении железнодорожный путь. В ходе операции было захвачено два станковых пулемета,
два миномета, двадцать винтовок, семь платформ, три
цистерны, вагон с боеприпасами
и много другого имущества.
Полковник Казанкин, штаб которого расположился к Преображенске,
хотел 25 февраля, не давая противнику прийти в себя, прорваться через Варшавское шоссе. Он
предполагал, что объединенным ударом двух бригад из района деревень Новой и Мохнатки сумеет
перерезать магистраль на участке Лиханово — Лаврищево и соединиться с ближайшими
частями 50-й армии.
Однако, чтобы предпринять этот удар, Казанки-ну необходимо было
знать, где находятся наступающие ему навстречу из-за шоссе
войска И. В. Бол-дина, где и как глубоко
они продвинулись вперед. Но все попытки связаться с 50-й армией по радио
в тот день
не увенчались успехом.
А к вечеру сопротивление гитлеровцев на Варшавском шоссе
заметно возросло. Это свидетельствовало о том, что они успели нарастить на этом
участке
силы.
Схватки с врагом не прекращались ни на один день. В феврале партизаны
провели ряд успешных операций и нанесли врагу серьезный урон. Был разгромлен большой отряд фашистов, наступавший с юхновско-вяземского
большака на деревню Подпоры.
Партизаны встретили их дружным пулеметным и
автоматным огнем и обратили в бегство, уничтожив двадцать пять гитлеровцев. При отражении атаки на деревню Дебрево (в северной части района) гитлеровцы потеряли несколько десятков человек.
Крупный бой выиграли партизаны у Свиридова. Эту деревню обороняло
тридцать пять партизан, наступало
же против них не менее сотни вражеских солдат.
Партизаны трижды отбивали натиск врага,
а затем бросились в контратаку. Руководил ею командир 6-й роты старший лейтенант Владимир Попов. Ведя беспрерывный
автоматный и пулеметный
огонь, партизаны смяли оборону гитлеровцев на окраине
деревни и отбросили их.
На плечах у бегущих фашистов партизаны ворвались в деревню
Заречье. Лишь спустя несколько часов врагу удалось потеснить наступающих и заставить отойти в Свиридово.
18 февраля последовала новая, еще более упорная атака. Однако к
этому времени партизаны подтянули силы, укрепили оборону и стойко встретили врага. Бой длился целый день. На Свиридово
несколько раз налетали
бомбардировщики. Но не помогло
и это. Рота под командованием Бессонова, пришедшая
на смену подразделению Попова, сумела
сдержать врага. Противнику вновь пришлось отступить, понеся
большие потери.
Затем партизаны нанесли удар по Михалям — сильно укрепленному
пункту вражеской обороны на пути к станции Годуновка, где гитлеровцы обычно сгружали
прибывающую боевую технику. Враг держал здесь крупный гарнизон.
Операция по взятию Михалей была задумана как внезапное нападение
одновременно со стороны Дроздова и Бельдюгина и со стороны села Хватов Завод; намечался также отвлекающий удар по вражескому
гарнизону в близлежащей деревне Ходнево.
Накануне в Михалях побывала секретарь райкома комсомола Паша
Кузькина, а в Ходневе — разведчица Катя Ананьева. Они доставили партизанам ценные сведения
о численности немецких войск, их вооружении, расположении огневых точек.
Операция развивалась в основном в соответствии с намеченным планом.
Лишь со стороны Хватова Завода партизаны несколько опоздали начать атаку.
Завязался упорный бой. Дважды партизаны врывались в Михали,
но не могли закрепить успеха.
Однако третья атака принесла победу. Михали перешли
в руки партизан.
В конце февраля внезапным налетом удалось снова захватить
дебрянский разъезд, в результате чего прервалось движение по железной дороге
Вязьма — Брянск. На
разъезде гитлеровцы бросили семь платформ с авиабомбами и еще вагон с боеприпасами, девять автомашин,
много другой техники.
В это время в освобожденный район вступили с востока части 33-й
армии генерала М. Г. Ефремова
Перед войсками ударной группировки 33-й армии, как и перед корпусом
П. А. Белова, стояла задача овладеть Вязьмой. По замыслу операции совместные удары 33-й армии, 1-го гвардейского
кавалерийского корпуса и десантников должны были привести в конечном счете к охвату вяземско-ржевской группировки врага с юга. А с севера гитлеровцев должны были окружить войска Калининского фронта. Взятие Вязьмы — важного железнодорожного узла — составляло одну из главных задач в намеченной операции против группы армий «Центр».
Левому флангу группировки М. Г. Ефремова, когда она вступила
на территорию, освобожденную партизанами, противник угрожал
со стороны большака Юхнов — Вязьма. Тут появилось много
вражеских танков, гитлеровские
гарнизоны в прилегающих к большаку деревнях получили свежие
подкрепления. Но на большаке по-прежнему успешно действовали
партизаны.
Партизанский отряд под командованием А. Г. Холомьева снова взорвал мост через
Сигосу у деревни Екимцево, только что восстановленный фашистами. Движение по большаку Юхнов — Вязьма было приостановлено
на сутки. У села Слободка партизаны
атаковали колонну автомашин со снарядами
и сожгли семь из них. Близ деревни Доброе был заминирован
отрезок дороги. На рассвете здесь подорвались
три вражеских танка, двигавшихся из Юхнова в Вязьму. В этих
операциях партизаны уничтожили несколько десятков гитлеровцев.
Для нанесения более крупных ударов отряды Кириллова и Холомьева объединялись. Так,
внезапным совместным ударом
партизаны разгромили гарнизон
в деревне Липники, уничтожив при этом сорок гитлеровцев. Вслед
за тем недалеко от деревни Богатырь была разбита маршевая рота. На поле боя
фашисты оставили не менее пятидесяти убитых.
В дни, когда ударная группировка 33-й армии развивала наступление
в направлении Вязьмы, большак
Юхнов — Вязьма в результате действий партизан
много раз оказывался парализованным. Движение вражеских войск
по нему либо замедлялось,
либо прекращалось совсем. Однако этого, ко-
нечно,
не было достаточно, чтобы обеспечить полный успех.
Вскоре после
прорыва группировка генерала Ефремова
подошла на близкое расстояние к Вязьме. Действовала она в
окружении: нанеся контрудар, гитлеровцы перерезали ее сообщения с остальными
соединениями. Несмотря на это, группировка
сковывала немало сил врага.
Юго-западнее Вязьмы продолжали вести трудные бои войска генерала
П. А. Белова. В бою за Минское шоссе западнее Вязьмы отлично действовали бойцы 8-й воздушно-десантной бригады полковника А. А. Онуфриева.
В тесном взаимодействии партизаны, десантники и рейдирующие войска
наносили захватчикам серьезный урон. Солдаты группы армий
«Центр» считали, что попасть
в район партизанских действий— опаснее, чем быть на фронте, ими овладевало настроение обреченности.
«Дорогая Грета, с тех пор, как наш полк перебросили
на борьбу с партизанами, кавалерией, десантами и пехотой, воюющими в нашем тылу,— писал свое последнее
письмо в Магдебург солдат Курт Б., — я не нахожу себе покоя. На фронте — там дело ясное: перед
тобой противник впереди. А тут он всюду — справа и слева, спереди и с тыла, и ты не знаешь, откуда
тебя стукнут по голове. Майн гот! Тут страшнее и опаснее, чем на фронте. Не знаю, удастся
ли мне выбраться из этого пекла».
Выбраться ему не удалось.
Фельдфебель Ганс Т. писал жене в том же духе: «Ты не представляешь,
Эрика, как сложно воевать с противником, когда он фактически находится
всюду.
Именно такое положение создалось тут, под Знаменкой
и Вязьмой. Нет у нас ни дня, ни ночи для
отдыха. Круглые сутки идут напряженные бои Это не война, а настоящий ад» .
В этих словах не было и капли преувеличения
Горела земля угранская
под ногами врага!
ПОМОЩЬ БОЛЬШОЙ
ЗЕМЛИ.
Сани, запряженные рослым мерином, то и дело
ныряли в глубокие выбоины и с трудом выбирались
вверх. Дорога с аэродрома
к Желанье была короткой,
но очень неровной: колдобина на колдобине. Чтобы
лошади было легче, Шматков, Селиверстов, Кириллов и
только что прибывшие из Москвы товарищи
то и дело слезали с саней, шли рядом. Впереди
и сзади маячили в ночной тьме автоматчики.
— Как долетели, товарищ
Жабо? — спросил Петр Карпович.
— В общем, хорошо,—
отозвался высокий, стройный офицер в новенькой шинели.
Майор Жабо внимательно оглядывал местность, темнеющий справа и слева
бор, раскинувшееся в низине большое село. В небе по всему горизонту беспрерывно полыхали
огни ракет.
— Такой «карнавал» у вас
тут каждую ночь? —спросил Жабо.
— Каждую,— подтвердил
Кириллов.
— Что ж, война есть война,— произнес майор.
Вскоре прибывшие
из Москвы и встречающие
добрались до села. Петр Карпович пригласил
Жабо и
остальных к себе на квартиру. Хозяйка натопила печь и уже накрыла на стол. Горела трехлинейная керосиновая
лампа с железным, покрытым цветочками абажуром, окна избы
были плотно завешены черной
тканью.
— Штаб Западного фронта направил
меня к вам, товарищи,
принять командование отрядом,—сообщил
Жабо.— Полковник Кириллов отзывается в
Москву. Со мной прилетел начальник особого от дела Г. И. Калмыков.
— Охотно принимаем вас, Владимир Владиславович, в свою артель,—
сказал, улыбаясь, Шматков.
Шматков, Кириллов и Селиверстов внимательно
рассматривали майора. У него было запоминающееся лицо: резко очерченные скулы, характерный лоб, нос, подбородок. Глаза серые, пытливые. Русые волосы зачесаны назад. На груди поблескивал орден Ленина.
Когда ужин закончился, Жабо попросил Кириллова подробнее проинформировать о боевых
делах отряда. Наклонившись
над картой района с нанесенными на ней позициями партизан
и противника, майор внимательно слушал командира.
— Что ж, вы молодцы, товарищи,—
резюмировал Жабо, как только Кириллов закончил.— Так мне говорили о вас и
в штабе Западного фронта.
— Товарищ майор, за что
вы награждены орденом Ленина? — спросил Селиверстов.
— Осенью прошлого года
в Угодско-Заводском районе, под Калугой, участвовал в операции по раз грому штаба вражеского
корпуса...
Несмотря на поздний час, беседа все более оживлялась.
Жабо исподволь завел разговор о перестройке партизанского
отряда. Согласием на эту меру партизанского отдела штаба
фронта он уже заручился. Но здесь старался не навязывать своего мнения, хотел выяснить, что
думают по этому поводу руководители района. Отряд в то время состоял из многих групп. На первых
порах такая организация отвечала
характеру проводимых партизанами операций, обеспечивала боевой
успех. Теперь, когда в результате
вооруженного восстания создался устойчивый фронт обороны,
нужно было подумать об организационной перестройке отряда. По мнению Жабо,
преобразование партизанских групп в роты и батальоны, а отряда в полк усилило бы активность отряда
и способствовало укреплению воинской дисциплины, повысило
боеспособность.
Мера эта настолько назрела, что новому командиру не потребовалось больших усилий, чтобы
убедить местных руководителей
в необходимости реорганизации.
Труднее было им согласиться с предложением Жабо перенести партизанский
штаб в какую-либо другую деревню. Желанья в качестве оперативного
центра сыграла свою
роль, считал Жабо. Пусть по-прежнему
в Желанье будут находиться райком, райисполком
и другие организации, а штаб следует перенести
в другой, более подходящий населенный пункт.
— Желанья — столица партизан,—произнес
Шматков.— Все нити ведут сюда!
— Здесь оружейная мастерская,
госпиталь! —добавил Селиверстов.
Высказал свои соображения и Кириллов, но все вынуждены были согласиться
с тем, что Желанья неспроста подвергается все более частым бомбежкам.
— Куда же вы предлагаете
переместить
штаб? —
поинтересовался Шматков.
— Об этом и хочу спросить
вас, товарищи!
— Пожалуй, в Прасковку,— почти в один голос ответили Шматков
и Селиверстов.— Она почти в центре освобожденного района.
Учитывалось также, что недалеко от Прасковки, у Лохова, строился аэродром.
— Кстати,
как идет стройка? — поинтересовался Жабо.
Шматков ответил:
— В строительстве
участвует население нескольких
деревень. Недели через полторы аэродром будет готов!
Посидели над картой, обсудили вопрос о продовольственном снабжении
партизан. Шматков разъяснил, что, пока было возможно, брали на мясо
через заготовительные
органы колхозных и совхозных коров, из тех, которых не успели отогнать
в тыл.
Теперь очередь дошла до личного скота колхозников
и рабочих совхоза — на условиях обязательного возмещения
после войны.
Обменялись мнениями также и о том, как быть дальше с отрядом А.
Г. Холомьева. Было решено, что, обеспечивая безопасность левого фланга ударной группировки 33-й
армии, этот отряд будет по-прежнему
действовать на большаке Юхнов — Вязьма
и вести для нее заготовку продовольствия.
Как только рассвело, Жабо отправился в Прасковку.
Проехав не спеша по улице, Жабо и его спутники остановились посреди
деревни возле большой новенькой
пятистенки с палисадником и застекленным
крыльцом. Навстречу им вышел высокий старик с рыжеватой бородой — Данила Алексеевич Алексеев.
— Милости прошу обогреться.
Войдя в дом, Жабо обратился к хозяину:
— А что, Данила Алексеевич,
если мы у вас в доме поживем некоторое время?
— Пожалуйста, располагайтесь.
Жилья хватит на всех! Своих сынов трое на войне — Максим, Ваня да Никита. Где
воюют с проклятым супостатом — не знаю!
К полудню помещение для штаба было готово. Приехавшие Шматков, Кириллов и Селиверстов единодушно одобрили сделанный выбор. Наутро Жабо начал лично объезжать партизанские группы, начав с расположенных в Свинцове и Каменке.
Через два дня полковник Кириллов и старший политрук Микрюков
улетели в Москву, в штаб Западного фронта.
Еще не кончились морозы, лежал плотным панцирем на полях снег, но солнце становилось ярче, на буграх и косогорах
появились проталины.
В освобожденном
районе действовал пока лишь один аэродром, под Желаньей. Другой,
больший по размеру, сооружался
на поле между Лоховом и Прасковкой. Приближение весны
заставляло строителей торопиться. Взлетно-посадочная дорожка желаньинского аэродрома, через который до сих пор доставлялись оружие, боеприпасы, медикаменты, в самое ближайшее время могла превратиться в месиво,
и тогда освобожденный район оказался бы в труднейшем положении: сражающиеся воинские части требовалось систематически снабжать всем необходимым, надо было также переправлять на Большую землю раненых солдат и командиров.
Шматков лично контролировал ход строительства. Он регулярно
бывал в Лохове. Трудностей здесь,
конечно, было немало. Обходились главным образом
лопатами и ломами. Настоящих дорожных катков не было, строители
сделали их сами из старых
тракторных и вагонных колес. Вместо цемента и
асфальта, необходимых для сооружения взлетно-посадочной
дорожки, использовали мелкий гравий, песок и глину из карьера на берегу Слочи. Руководил строительством аэродрома начальник инженерной службы 4-го воздушно-десантного корпуса Вениамин Яковлевич Горемыкин. Тут же находилась
группа строителей из десантников.
Одновременно с прокладкой взлетно-посадочной дорожки сооружались
в прилегающих к полю лесных урочищах стоянки для самолетов. Укрытия делались на крайний случай,
так как предполагалось, что прибывшие из Москвы самолеты задерживаться
на аэродроме
не будут, чтобы не попасть под бомбежку
либо обстрел. В Лохове и Алексеевке подготовили, однако, несколько изб для экипажей самолетов, которым почему-либо
пришлось бы на время остаться.
Фашистские воздушные разведчики довольно скоро обратили внимание
на скопление людей в поле между Лоховом и Прасковкой и, поняв, в чем дело, стали совершать
систематические налеты. То прилетят один-два бомбардировщика и вспашут поле бомбами, то налетит
истребитель и разгонит людей пулеметными очередями. Но стройка продолжалась, несмотря ни на что.
По плану сооружение аэродрома намечалось завершить не позже 1 марта.
Однако развернувшиеся в
связи с десантом и рейдом военные события потребовали
сократить сроки. Райком партии принял все меры, чтобы
ускорить стройку: в Лохово было направлено
еще несколько десятков конных упряжек с санями из
других деревень, дополнительно мобилизовано большое количество трудоспособных мужчин и женщин. Работа пошла быстрее.
Уже к середине февраля стало ясно, что аэродром будет готов раньше установленного срока.
Взлетно-посадочная дорожка
— самая трудоемкая его часть — была почти закончена.
Завершалось и строительство капониров.
Свыше двух месяцев люди не выпускали лопат из рук, неустанно трудились от утренней
зари до вечерней. Среди
колхозников, участвовавших в сооружении
аэродрома, можно назвать немало подлинных героев трудового
фронта. Но больше всего было
их в колхозе имени К. Е. Ворошилова, на чьей земле
и развернулась стройка.
Вскоре аэродром Лохово уже ожидал прибытия первым рейсом тяжелых
транспортных самолетов из-под Москвы.
Тогда-то и налетели на аэродром три вражеских бомбардировщика. Снизившись
почти до земли, они сбросили с десяток бомб и разворотили поле
воронками.
Правда, взлетно-посадочная дорожка почти не пострадала: на нее попала только одна бомба,
и
дорожка была быстро восстановлена. Не ушли от расплаты и фашистские стервятники. Когда немецкие самолеты шли на низкой высоте, по ним ударили два крупнокалиберных трофейных пулемета, замаскированных на опушке леса. Один из бомбардировщиков вспыхнул и взорвался в воздухе.
А через сутки пришли транспортные самолеты с Большой земли. Взлетно-посадочная
полоса отлично
выдержала испытание. Летчики с похвалой отозвались
об аэродроме.
Первые самолеты доставили множество автоматов с патронами,
пулеметы и минометы, противотанковые ружья и даже две небольшие пушки. Среди грузов было много
обуви и одежды, продовольствия. В обратный рейс самолеты взяли на борт
несколько
десятков раненых из полнышевского госпиталя.
Так между
освобожденным районом и Москвой был
наведен воздушный мост. Авиация Западного фронта преодолевала
огромные трудности, проводя операцию по переброске
грузов в освобожденный район. Далеко не всегда капризная погода позволяла привести воздушный мост в действие. Ориентироваться в ночных условиях летчикам было нелегко.
Гитлеровцы всячески мешали рейсам самолетов: встречали их в небе
артиллерийским огнем, поднимали навстречу истребители, подкарауливали их вблизи аэродрома. Но
в целом задачу удалось решить.
Со всех сторон в Лохово потянулись подводы с ранеными. В тыл старались
прежде всего отправить тяжелораненых, доставленных из госпиталей
в Желанье, Полнышеве, Свинцове и Великополье.
Привозили раненых и больных
даже из Хватова Завода
В прилегающих к аэродрому деревнях были созданы группы возчиков
для доставки на санях тяжелораненых с передовой. По инициативе колхозников возникли домашние лазареты, где доставленные
к отправке раненые и больные ждали своей очереди
на самолет.
Известны случаи, когда, спасая доставляемых на аэродром раненых партизан и бойцов, возчики
— как правило, зеленая молодежь
— совершали подвиги.
Ваня Петраков
из Полнышева вез поздней ночью десантника,
тяжело раненного в бою за деревню Ключики
близ «Варшавки». Подъезжая к деревне Глухово,
юный возница из-за метели сбился с дороги.
Потом справа и слева появились фашистские лыжники. Отстреливаясь, Ваня гнал коня во весь опор и благополучно добрался до Глухова. Отдохнув в деревне до утра, напоив чаем раненого, он снова
двинулся в путь и к полудню доставили его на аэродром.
Воздушная трасса, связавшая освобожденный район с Москвой, с первых
же дней играла огромную роль. Благодаря ей партизаны и воины, боровшиеся в
тылу немецко-фашистских захватчиков, чувствовали себя ближе к матери-Родине, у них
прибавлялось сил.
Самолеты доставляли в район газеты, журналы, а затем и письма.
Партизанская полевая почта имела свой собственный адрес: ППС-17Ж- Газеты «Правда», «Известия»,
«Красная звезда», «Комсомольская правда» снова появились в домах колхозников.
Теперь Наталии Ивановне Зятевой и ее помощникам не нужно было
размножать от руки сводки
Совинформбюро. Сообщения с фронтов каждый сам мог найти в газетах.
Воздушный мост действовал. Воздушный мост помогал бороться и жить.
Первый успех окрылил десантников. Опираясь на освобожденные партизанами
в ходе восстания населенные пункты, они пробились почти к самому Варшавскому шоссе.
Захват двух населенных пунктов на подступах к «Варшавке» имел большое
значение для дальнейшего развития операции. Уже на следующий день поступила радиограмма
от командования Западного фронта: «Казанкину, Оленину, Курышеву, Щербине. Поздравляем
с победой над фашистами и взятием Ключи и Горбачи. Представьте
к награде».
Гитлеровцы не могли смириться с потерей этих двух деревень, открывавших
путь к «Варшавке». Подтянув резервы, артиллерию и танки, они ожесточенно контратаковали.
Первый удар гитлеровцы обрушили
на деревню Горбачи, находящуюся значительно
ближе к шоссе, чем Ключи. После налета нескольких
штурмовиков открыла огонь артиллерия,
а затем двинулась пехота.
Батальон капитана Плотникова, занимавший Горбачи, стойко встретил
врага. Бой длился до полудня, одна вражеская контратака следовала за другой; утро 7 февраля
гитлеровцы снова пошли в атаку на Горбачи, но и в этот раз не добились успеха.
В это время
штабу корпуса наконец удалось установить радиосвязь с 50-й
армией, которая наступала
на Варшавское шоссе с юга. Чтобы ускорить соединение
с нею, Казанкин приказал бригаде полковника И. И. Курышева совершить в ночь на 1 марта
прорыв Варшавского шоссе.
Вместо этого, однако, десантникам в тот день пришлось сдерживать
гитлеровцев, бросивших в бой за Ключи около двух батальонов пехоты при поддержке танков и
артиллерии. Батальоны Смирнова и Бибикова не только отбили все контратаки, но и нанесли
врагу большие потери.
С тех пор на протяжении десяти дней противник не возобновлял активных
действий в районе деревень Ключи и Горбачи. По данным разведки было ясно, что гитлеровцы
накапливают силы для нанесения
ответного удара.
Рано утром 12 марта фашисты снова атаковали позиции десантников
в Горбачах. Под прикрытием артиллерийского огня цепями шли две роты, со стороны леса их поддерживал
танк. В результате двухчасового боя противнику удалось подойти к деревне довольно близко.
Получив радиограмму Плотникова с просьбой о подкреплениях, полковник Курышев немедленно
послал резервную роту лыжников
в обход деревни с
севера, чтобы ударить по противнику с тыла. Ее удар
и решил исход боя. Фашисты в панике откатились
на исходные позиции. Отступая, они оставили на поле более
160 убитых, три пулемета, много
ручного оружия.
Не удались врагу и контратаки в Ключах, и попытка обойти левый фланг
9-й воздушно-десантной бригады, стоившая гитлеровцам более сорока убитых.
18 марта снова разгорелся многочасовой бой в районе Ключей и Горбачей.
Гитлеровцы ввели в бой штурмовики и бомбардировщики, артиллерию и танки. В
ряде мест удалось оттеснить 9-ю и 214-ю бригады. Но из Ключей и Горбачей десантники не ушли.
Попытки группы М. Г. Ефремова разорвать кольцо окружения и соединиться
с наступавшими навстречу
частями не удавались. Борющиеся в тылу врага
войска ударной группировки приковывали к себе значительные
силы 9-й полевой и 4-й танковой армий
противника и истребляли живую силу и технику
врага.
Убедившись, что разгромить ударную группировку 33-й армии не
так-то просто, фашисты подтянули крупные дополнительные силы — пехоту, танки, артиллерию. Над
укрывавшимися в лесах под Вязьмой подразделениями беспрестанно кружили бомбардировщики.
Глубокий снег, бездорожье мешали быстрому передвижению. Фашисты
же располагали двумя хоряшо укатанными большаками Юхнов — Вязьма, Юхнов — Гжатск и, пользуясь
этим преимуществом, усиливали натиск на армию Ефремова. Дорого доставался врагу каждый
метр продвижения вперед. На смоленских проселках, подступах к деревням и селам, на лесных опушках гитлеровцы
оставляли немало трупов
своих солдат и офицеров.
Генерал твердо верил, что на помощь рейдируюшим частям 33-й армии
придет ее восточная группировка, оставшаяся за линией фронта, соседняя43-я армия, и тогда удастся изменить ход
борьбы, возобновится наступление
на Вязьму. «И в окружении
можно бить врага,— говорил командарм.— Окруженные
войска — еще не побежденные».
Жители деревень и сел, где сражалась с врагом ударная группировка,
всячески помогали воинам. Колхозники и рабочие совхозов расчищали
дороги от снежных
заносов, перевозили грузы, шили рукавицы. Обмолачивали уцелевшие стога ржи, а
затем мололи зерно
на ручных мельницах-«партизанках»; собирали по домам картофель, мясо, молоко и другие продукты.
Вскоре, однако, вопрос о снабжении группировки обострился до предела.
Самолеты, которые доставляли продукты питания, из-за нелетной погоды
почти прекратили рейсы.. Бездорожье еще
больше осложнило снабжение продовольствием. В деревнях, где расположись рейдирующие войска, продукты питания были на исходе.
8 февраля генерал Ефремов пригласил к себе командира 2-го
партизанского отряда «Смерть фашизму!» Алексея Григорьевича Холомьева и сказал:
— Товарищ Холомьев, вы многое сделали по заготовке продовольствия для группировки. Огромное
вам солдатское спасибо. Но нам надо еще больше
хлеба, картофеля, мяса. Сделайте так, чтобы все это поступало
в армию регулярно!
Холомьев заверил командарма, что он примет все меры.
Отряд Холомьева помогал войскам Ефремова и боевыми делами. Он
по-прежнему систематически
устраивал вылазки на большак Юхнов — Вязьма, громил там проходящие
фашистские подразделения,
подрывал мосты, автомашины.
28 февраля, когда отходившая от Вязьмы ударная группировка
оказалась на территории Знаменского района, генерал Ефремов
опять пригласил к себе Алексея Григорьевича Холомьева. В этот раз он сказал ему:
— Группировке требуется пополнение,
поэтому в нее необходимо
влить ваш отряд. Партизаны хорошо защищали наш левый фланг.
Ваши удары по большаку очень нам помогали. Теперь партизаны станут
бойцами армии, и я уверен, что они будут так же храбро бить врага. Вас, товарищ Холомьев, прошу возглавить работу по заготовке
хлеба, картофеля,
мяса. Подберите с десяток партизан, оставьте их при своем
штабе и продолжайте заготовку
продовольствия.
Несмотря на тяжелые испытания оборонительных боев в тылу врага,
войска М Г. Ефремова сохраняли боевой дух, высокую дисциплину и наносили противнику ощутимые
удары. Совершая организованный отход от Вязьмы, они уничтожили не одну тысячу гитлеровцев.
Но и сама ударная группировка несла немалые потери К середине марта
в ней насчитывалось не более четырех-пяти тысяч бойцов Между тем в местных госпиталях
насчитывалось примерно две с половиной тысячи раненых. При наличии достаточных медицинских
сил многие из них скоро могли бы возвратиться в строй. 15 марта Ефремов по радио приказал немедленно
прибыть группе врачей, находившихся при штабе армии в Износках, в том
числе
начальнику санитарной службы Л И. Лялину и главному хирургу профессору И. С. Жорову.
Ранним утром 17 марта медицинские работники армии уже явились
к командарму. Через два дня профессор Жоров доложил, что в
течение семи — десяти дней в строй
можно будет вернуть около тысячи человек. И действительно, спустя некоторое время из госпиталей
отправились на пополнение поредевших полков 1100 подлечившихся бойцов и командиров
Ефремов поблагодарил врачей за помощь и приказал им действовать
дальше в том же духе. Прошло пять — семь дней, и в строй встало еще несколько сот бойцов.
В последующем партизанские госпитали
продолжали пополнять части и подразделения за счет выздоравливающих.
Получив пополнение, ударная группировка значительно усилила
сопротивление врагу, а в ряде мест заставила гитлеровцев отступить
Так было в бою за деревни Тякино, Стукалово, Горбы.
23 марта командарм произвел перегруппировку войск. Это
мероприятие было продиктовано необходимостью усилить оборону на подступах к Угре
и
на ее берегах. Туда, в район деревень Семешково и Федотково, была срочно переброшена
160-я стрелковая дивизия. Ей была поставлена задача держать фронт по реке Угре с востока. Здесь
партизаны уже подготовили
переправу.
С первых же дней пребывания в районе Жабо принялся за дальнейшее укрепление оборонительных позиций. В условиях,
когда от партизан требовалось
обеспечивать тылы десанта, кавалерии и пехоты,
во взаимодействии с ними постоянно наносить удары
по врагу, характерные методы борьбы, присущие
партизанам — неожиданный налет, умение
быстро уйти в неизвестном направлении,— в
значительной мере изменились. Им нужно было прежде всего укреплять рубежи освобожденного района.
Вместе со Шматковым Жабо объехал все партизанские группы, побывал
на наиболее ответственных участках, тут же на месте намечая вместе с командирами групп меры по укреплению рубежей.
Всюду, где побывал Жабо, на всем почти 40-километровом партизанском
фронте тотчас возобновилось строительство окопов, траншей,
блиндажей. Ряд
новых пулеметных гнезд был оборудован на Молчановой
горе у деревни Лепехи, в Марьине и возле «Комбайна».
В наиболее важных пунктах партизанские
группы значительно пополнились бойцами.
Одновременно майор Жабо готовил преобразование партизанского отряда в отдельный партизанский
стрелковый полк. Хотя он с этим замыслом и прилетел
в Желанью, продолжать реорганизацию оказалось не так-то просто.
Надо было укрепить дисциплину, усилить партийно-политическую
работу в партизанских группах, изучить командный со став; все это требовало времени.
Между тем войска Казанкина, Белова и Ефремова вели труднейшие,
непрерывные бои, действия партизан также требовалось максимально усилить
Совершив внезапный ночной налет, партизаны вновь овладели дебрянским
разъездом и на несколько дней перерезали сообщение по железной дороге. Получили развитие
объединенные действия нескольких отрядов партизан и десантников.
Они овладели станциями Вертехово
и Баскаковка, в результате чего гитлеровский гарнизон на станции Угра на некоторое время лишился связи со
своими войсками по железной
дороге. Попытки противника отбить
Вертехово и снять угрозу полного окружения
станции Угра не имели успеха.
На юхновско-вяземском большаке удалось провести несколько совместных
операций: возле деревни Липники была разгромлена колонна автомашин с пехотой, в деревне Екимцево сожжено
три танка и четыре автомашины
с горючим, на подступах
к селу Слободка подорваны на минах два танка
и шесть автомашин.
Противник
в свою очередь провел ряд атак. Партизаны
мужественно выдержали их.
4 марта гитлеровцы предприняли решительную попытку захватить
деревню Андрияки на подступах к железной дороге Вязьма — Брянск. Они рассчитывали
прорвать здесь оборону партизан, выйти через Еленку
и Великополье к Желанье, а оттуда к станции
Угра. С рассвета враг открыл по деревне сильный артиллерийский и минометный огонь.
В Андрияках оборонялась сравнительно немногочисленная группа
партизан. Зная, что противник здесь попробует рано или поздно
сделать прорыв, партизаны заранее создали
прочную систему обороны; строили дзоты, откопали окопы в рост человека, расположили пулеметные точки так,
что они перекрывали огнем друг друга.
Во второй половине дня, видя, что в Андрияках происходит
что-то важное, прискакали на лошадях Жабо, Шматков и Московский.
Они появились среди партизан в момент отражения очередной
атаки. Воодушевленные их
присутствием, партизаны решительно
отбили вражескую атаку.
Майор Жабо попросил командира роты К. Воробьева назвать лучших
бойцов для представления к награде. Когда фамилии отличившихся были названы, партизаны, находившиеся поблизости, в один
голос заявили, что нужно отметить и Женю Новикова.
— А кто такой Женя Новиков?
— заинтересовался Жабо.
— Наш пулеметчик.
— Где ж он?
— Здесь,— ответил командир
роты и подозвал молодого пулеметчика.
Невысокого роста парень, приложив руку к шапке, отрапортовал:
—Пулеметчик Евгений Новиков. Держу оборону на правом
фланге.
Жабо обнял бойца, спросил:
— Давно воюешь?
— С начала войны.
— Ну что ж, Женя, ты достоин награды.
Внимание майора
Жабо привлек необычный
вид бойца в немецкой шинели, черной пилотке, ботинках
на толстой подошве.
— А это что за боец?
— Густав Кельман, шофер,
а теперь автоматчик,—ответил Воробьев.— Тот, что перешел на нашу сторону в Великополье.
— Ах, этот самый и есть?
Мне рассказывал о нем Петр Карпович. Как воюет?
— Хорошо. Сегодня при
отражении атаки убил пятерых.
— Молодец!
Жабо подошел к Кельману и крепко пожал ему руку.
Бой за Андрияки длился весь день. Фашисты предприняли еще несколько атак, но всякий
раз откатывались назад,
напоровшись на меткий, хорошо
организованный огонь.
К вечеру стрельба затихла. Партизаны удержали занимаемый рубеж,
не отступив из деревни ни на шаг.
Осмотрев
поле боя, Жабо и Шматков поблагодарили
партизан и отправились в деревню Луги,
Ехали они историческими местами, где в 1812 году били врагов партизаны Дениса Давыдова.
Его отряд прижал к берегу
Угры большую группу отступающих
французов и разгромил их наголову. О
пребывании отряда в тех местах Денис Давыдов упоминал
в своих записках, называя, в частности, и Андрияки.
При въезде в Луги Петр Карпович остановил коня, прислушался и
улыбнулся:
— Слышите, товарищ майор?
— Где-то совсем рядом,
кажется, работает кузница. Готовятся к севу? — удивился Жабо.
Именно так и было. Луговские кузнецы ремонтировали плуги, бороны,
сеялки. Привели в порядок уцелевший трактор.
Во всех освобожденных деревнях шел ремонт машин, колхозники собирали
и сортировали посевное зерно.
— Беда только в том, что семян не хватает,— сказал Петр Карпович.— Мало лошадей. Трактористов почти нет, все на фронте.
Разговор, естественно, перешел на обеспечение сражающихся в районе войск и госпиталей
продовольствием. Открытие
лоховского аэродрома, конечно, облегчило положение,
но далеко не решало проблему. Особенно большие трудности испытывала 33-я армия, куда из-за бездорожья с трудом доставляли продовольствие. Заготовками для этой армии занимались партизаны Холомьева. Из его сообщения
Шматков знал, что через Беляевский сельсовет колхозники уже передали армии Ефремова 32 коровы, 447
овец, сотни пудов зерна и картофеля.
— Понимаю, трудно жителям
отрывать от себя, но надо,— произнес Жабо.
— Иначе никто и не мыслит,—
уверенно сказал Петр Карпович.
В Лугах Жабо и Шматков узнали о новой замечательной победе войск
Западного фронта: 5 марта армии генералов К. Д. Голубева, И. Г. Захаркина
и
И. В. Болдина, сокрушив оборону фашистов, освободили Юхнов. В результате фронт приблизился
к Знаменскому району почти вплотную, от передовых позиций
Советской Армии на «Варшавке» партизан отделяли 30 километров.
А в Желанье Н. А. Силкин сообщил Шматкову, что предатель Маник пойман и по приговору
партизанского трибунала
расстрелян.
ОТРЯД
ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ПОЛК
Фронт, который занимали десантники в середине марта на подступах
к Варшавскому шоссе, растянулся на 35 километров. Держать такую линию обороны поредевшим в многодневных боях
бригадам 4-го воздушно-десантного
корпуса даже совместно
с партизанами было трудно.
Надвигающаяся весна усугубляла трудности. Март необычно быстро плавил сугробы. Речки,
овраги наполнялись талой
водой. Правда, в лесу, куда солнце проникало не так
смело, снег лежал нетронутый, прикрывая землю плотным панцирем. «А
что же будет через неделю-две?» — раздумывал А.
Ф. Казанкин.
Была еще одна, притом самая важная, причина для беспокойства: поведение
противника. Стремясь не допустить соединения десантников и 50-й
армии, гитлеровцы
нарастили силы по обе стороны от «Варшавки» и перешли к наступательным
действиям. Возможность прорыва через Варшавское шоссе отодвинулась.
Учитывая это, командование корпуса приняло решение значительно
сократить и выпрямить линию
фронта.
А. Ф. Казанкин приказал полковнику И. И. Курышеву отвести 9-ю бригаду из Горбачей,
Ключей
и занять оборону ближе к партизанам, на рубеже Новинская дача — Куракино — Пречистое;
214-я бригада заняла оборону на линии Акулово —Дубровня — Пречистое. Бригады отошли так быстро и незаметно, что враг обнаружил это лишь через
два дня, когда десантники
основательно закрепились
на новых рубежах.
Обосновавшись на новых позициях, парашютисты не ослабляли
борьбу с захватчиками, действуя внезапно, быстро, напористо.
Специальный
корреспондент Всесоюзного радио Николай Ковалев, находившийся
много дней среди воинов 4-го воздушно-десантного корпуса, был свидетелем нескольких подвигов десантников и рассказал о них в своих репортажах.
Однажды утром на деревню Тыновка, где находились десантники, противник двинул с
двух сторон не менее батальона.
Парашютистов насчитывалось человек пятьдесят. Гитлеровцы
окружили деревню, но это принесло им мало пользы.
Тогда фашисты пустили в
ход два танка.
Ведя огонь, танки приблизились к позициям десантников. Первым
же выстрелом из противотанкового ружья лейтенант Волчанский подбил один
из танков, а старший
сержант Денисов уничтожил второй.
Бой длился 12 часов. Отдельным солдатам противника удалось
прорваться на край деревни. Укрывшись на чердаках домов, они открыли бешеный огонь из автоматов и пулеметов.
Исход боя решило подошедшее к парашютистам подкрепление от партизан.
Фашисты отступили, оставив у околицы деревни немало убитых солдат. В качестве трофеев было
взято четыре станковых и
восемь ручных пулеметов, миномет, десять автоматов,
150 винтовок и две радиостанции. Полковник И. И. Курышев объявил личному составу подразделения благодарность.
Отчаянные усилия приложили фашисты, чтобы выбить десантников из
деревни Татьянино. Накануне фашисты сожгли ее почти дотла. Это, однако, не помешало
пятидесяти парашютистам закрепиться здесь.
Всю ночь противник вел по деревне артиллерийский и минометный
огонь, а на рассвете бросил в атаку до двух рот солдат. Когда враг подошел
вплотную,
десантники открыли плотный огонь, атака захлебнулась с первых же минут боя. Оставляя
на
снегу убитых и раненых, фашисты отхлынули. Вновь и вновь с разных сторон фашисты продолжали
атаковать, но десантники во что бы то ни стало должны были удержать этот населенный пункт.
Полковник
Казанкин лично следил за ходом
боя. То и дело он связывался по радио
с Курышевым.
— Не отходить, держаться,— повторял он.
Курышев руководил боем с наблюдательного пункта недалеко от Татьянина.
Бой шел уже в самой деревне. Смертельные схватки разыгрывались
из-за каждого дома, чудом уцелевшего после пожара и артиллерийского
обстрела. Комсомолец Сергей Кирьянов, укрывшись на окраине деревни в срубе,
уничтожил огнем из автомата более десятка гитлеровцев. Боец Турилев застрелил
пятерых вражеских солдат, продвигавшихся к центру деревни, а остальных обратил
в бегство.
Боец Артемов, захватив брошенный гитлеровский
пулемет и установив его за печью сгоревшего дома,
уничтожил четверых фашистов.
К концу дня, ничего не добившись, враг возвратился на исходные
позиции; на окраинах деревни он оставил 63 трупа, много раненых унес с собой. На поле боя парашютисты
подобрали девять пулеметов, семь автоматов, 45 винтовок.
Деревня Куракино находилась на подступах к обороне десантников,
проходившей по речке Пополте, и на дороге к станции Угра.
В течение всей ночи и первой половины дня противник
вел по Куракину сильный огонь из орудий и минометов, а на исходе дня на опушке леса,
подходившего
почти к самой деревне, показалось семь средних танков. Стреляя,
они двинулись вперед, за ними шла пехота.
Парашютисты привели в боевую готовность противотанковые ружья.
Когда танки подошли совсем близко,
комсомолец Иван Сизов двумя выстрелами подбил
головную машину, Петр Кузьмичев вывел из строя еще
два танка; техник-интендант второго ранга
Николай Матюшин подбил противотанковыми гранатами четвертый
танк. Остальные повернули обратно и скрылись за лесом. Туда
же отступила и пехота.
Не имела успеха и атака, проведенная гитлеровцами на следующий
день, после того как они подтянули резервы, вызвали авиацию и направили
в обход более трехсот лыжников.
Прибыв на место боя, Казанкин сердечно поздравил героев-парашютистов
с победой:
— Спасибо, друзья,— сказал он десантникам,— Вы действовали как настоящие герои!
В бою за деревню Акулово партизан-бронебойщик Я. Продувнов и его напарник Г. Полянок
уничтожили три вражеских
танка с экипажами. За этот подвиг
Продувнов был награжден орденом Красного
Знамени, а Полянок — орденом Красной Звезды.
Жители местных деревень всеми силами помогали десантникам. Как-то
раз после очередного боя
десантники встретили на дороге подводу, нагруженную
сеном и покрытую рогожей. Бородатый возница,
увидев парашютистов, остановил лошадь.
— Что везешь, дедушка?
— Гитлеровцев, товарищи
бойцы,— объяснил старик.— К вам привез. Из беглых, что от вас драпали. Приказали мне
под угрозой расстрела запрячь коня, накласть в сани сена, укрыть чем-нибудь
и отвезти на Варшавское шоссе. Ну а я, когда фрицы закопались в сено, направил коня
прямехонько
к вам.
Старик сдернул с воза рогожу и торжественно произнес:
— Вот они!
С воза слезли продрогшие, в легких шинелях и нахлобученных на уши
пилотках, обсыпанные сенной трухой два гитлеровских солдата...
Десантники продолжали ежедневно вести бои с противником, по существу, на всем вновь
занятом рубеже. Попытки
гитлеровцев сбить их с этих позиций
не имели успеха. На подступах к деревням Дубровне, Пречистое,
Куракино, Акулово, в районе лесного массива Новинская дача
и на берегах реки Пополты они понесли большие потери.
К концу марта партизанский отряд «Смерть фашизму!» был преобразован
в Отдельный партизанский стрелковый полк и почти ничем не отличался теперь от регулярной воинской части. Эта мера помогла укрепить дисциплину, облегчила работу штаба и командования.
Полк был разделен на пять одинаковых батальонов; каждый из них
получил точную задачу и обозначение занимаемых рубежей. Расположены они были следующим образом:
первый батальон отвечал
за оборону рубежа Луги, Полуовчинки, Волокочаны; второй —
Великополье, Свиридове, Андрияки,
Дроздове; третий — Желанья, Лепехи, Островки,
Гряда, Гремячка; четвертый — Шушмино, Петрищево,
Казаковка, Надежка; пятый — Будневка,
Преображенск, Глухово, Вязовец, Малиновка, «Комбайн».
Командиры батальонов остались те же; как и прежде, они возглавляли
соответствующие партизанские группы. Это были в большинстве своем
испытанные
в боях люди: капитан Михаил Мальков, майор Сергей Московский, старшие лейтенанты
Александр Иванов, Геннадий Шипилов и Сергей Пантелеев. Артдивизионом
командовал капитан Михаил Степанов.
Одновременно
были утверждены комиссарами батальонов
опытные, получившие боевую закалку
политработники: старшие политруки Иван Клинов, Федор Воронин, Николай Останкович, Василий Фадеев, Нестер Красовский. Старший политрук Арсентий Услугин стал комиссаром артдивизиона.
В подборе политического и командного состава батальонов активно участвовала
заведующая сектором
партийных кадров обкома В. П. Калинина, присланная
в район в двадцатых числах марта.
Партизанский
полк представлял внушительную силу.
Он насчитывал в своих рядах 1663 бойца, имел
на вооружении восемь орудий, в том числе одно дальнобойное,
16 пулеметов, 44 противотанковых
ружья, много минометов и ручного оружия.
Первые значительные бои, в которых участвовал новый партизанский
полк, велись за станцию Угра. Укрепившийся в районе станции и прилегающих
к ней деревнях гитлеровский гарнизон имел численность около тысячи человек. Будучи окружены, они получали
помощь по воздуху транспортными самолетами и постоянно угрожали
тылу войск П. А. Белова и флангу 4-го воздушно-десантного
корпуса.
Десантники А. Ф. Кдзанкина продолжали штурмовать Варшавское шоссе
и, как щитом, заслоняли
освобожденный край с юга. Гвардейцы Белова, действовавшие
в направлении Вязьмы, занимали обширную
территорию до реки Угры и находились севернее
станции. Стремясь навести порядок у себя в тылу, Белов и Казанкин
решили частью своих
сил уничтожить окруженный гарнизон. В их замысле
значительная роль отводилась партизанскому
полку В. В. Жабо и отряду «Северный медведь»,
действовавшему во Всходском районе и нависавшему над станцией с запада.
Разведка партизанского полка добыла данные об укреплениях, устроенных
фашистами на Угре. Сама станция и пристанционный поселок были опоясаны сетью
проволочных заграждений, минными полями. Удалось обнаружить укрепления на подходах к железнодорожному
полотну со стороны близлежащих деревень Вознесенье, Денисково,
Судаково. С севера поселок прикрывала река Угра. На водонапорной башне, возвышавшейся
над восточной окраиной поселка, враг оборудовал пулеметные точки.
По ночам подступы к станции освещали прожекторы.
Перед началом штурма Владимир Владиславович Жабо посылал несколько раз к станции
с мегафоном переводчицу штаба полка Фруму Левину и Густава Кельмана,
пытаясь сагитировать немецких солдат сложить оружие. Левина и Кельман подбирались к железнодорожному
переезду и вели оттуда передачу. Всякий раз это кончалось тем, что фашисты обрушивали
на то место, откуда шла передача, минометный огонь.
Рано утром 20 марта полк Жабо, отряд «Северный медведь», десантники и конногвардейцы предприняли первую попытку взять станцию.
Вначале наступление развивалось успешно. Партизаны Жабо, несмотря на сильный огонь
противника, подошли почти вплотную к переезду через железнодорожное
полотно, за которым начинался станционный поселок. Десантники в это же время овладели Денисковом,
а «Северный медведь» приблизился к западной окраине поселка.
Казалось, еще один бросок — и станция перейдет в руки наступающих.
Но в этот момент выяснилось, что кавалеристы не нанесут удар в назначенное
время, так как лед на Угре сильно подтаял, и они не смогли форсировать реку. План операции
строился на полной согласованности
действий. Поэтому заминка на одном
из направлений отразилась на остальных. Гитлеровцам
удалось удержать станцию; завязались
затяжные бои, длившиеся до конца марта. С 24 марта обстановка значительно изменилась. Белов получил приказ штаба Западного фронта помочь
продолжавшим борьбу войскам генерала Ефремова
пробиться на территорию освобожденного
района. Конный корпус теперь не мог отвлекать на борьбу за Угру столько сил, сколько уходило на это раньше.
Готовясь
к новой атаке, Жабо решил усилить подразделения,
которым предстояло участвовать в новом
штурме станции, и передать им несколько пушек. Для штурма
Угры он выделил две группы: одну
— под командованием капитана Михаила Малькова
и вторую — во главе со старшим лейтенантом
Сергеем Пантелеевым.
Кроме того, было решено пойти на хитрость: заранее заслать к поселок
группу партизан, чтобы они, как только начнется штурм, посеяли панику в тылу противника.
Действовавшие на станции Угра подпольщики Федор Кузнецов и Тихон
Сергеев должны были
помочь скрытно провести туда партизан.
Жабо долго решал, какое подразделение назначить для засылки на
Угру. Его выбор пал на группу
лейтенанта Анатолия Суворова, хорошо зарекомендовавшую
себя в боях. Со многими из ее
бойцов майор был знаком. Политруком группы он назначил
Сергея Коняшкина. Вместе с Коняшкиным Суворов и раньше не
раз совершал смелые налеты на вражеские гарнизоны; как правило, они завершались удачей.
Чтобы хорошенько
подготовить партизан к действиям
в расположении врага, Жабо решил провести в одной
из сожженных фашистами деревень военную
игру по взятию Угры. Ближе всего к Прасковке
находилась деревня Горячки. Туда вскоре партизаны и направились: в этой деревне уже давно не было жителей, торчали лишь обгорелые остовы печей да трубы.
В течение нескольких часов в Горячках шел условный бой с противником.
В присутствии Жабо был разыгран ряд вариантов наступления и разгрома вражеского опорного
пункта на Угре. Партизаны действовали умело и решительно.
Майор остался доволен ими.
В ночь под 1 апреля группы Малькова и Пантелеева заняли исходные
позиции возле колхоза «Комбайн», а затем незаметно продвинулись лесом почти к самому полотну
железной дороги. Под покровом темноты бойцы Анатолия Суворова, следуя указанию Федора
Кузнецова и Тихона Сергеева, пробрались через переезд Сорочка к станции Угра. Группа из
отряда «Северный медведь» подошла к Угре со стороны Троицкого. Десантники приблизились вплотную
к Денискову. Кавалеристы вышли на ближайшие подступы к поселку Угра, форсировав
реку по льду.
Участники наступления с нетерпением ждали сигнала общей
атаки. На рассвете тишину раскололи автоматные и пулеметные очереди.
Укрывшись за штабелями дров, сложенными недалеко от переезда
железной дороги, Жабо наблюдал за ходом боя. Все шло в соответствии
с намеченным
планом. Многие огневые точки врага сразу же были поражены метким огнем партизанских пушек, основные
силы изготовились к броску через железнодорожную магистраль. Однако путь преграждали пулеметы,
стрелявшие с водонапорной башни. Майор приказал капитану Малькову послать туда автоматчиков.
Вскоре огневые точки на водонапорной башне замолкли.
С минуты на минуту по врагу должны были ударить партизаны,
притаившиеся в самом пристанционном поселке. На бойцов Анатолия Суворова Жабо возлагал
большую надежду. Когда точно в назначенное время заработали автоматы в тылу врага, гитлеровцы
увидели, какое опасное создалось для них положение, и пытались уничтожить ударившую с тыла
группу партизан, не ослабляя огня по фронту, но вскоре отказались
от этого намерения, так как натиск на станцию возрос со всех сторон.
Постепенно
сопротивление врага ослабевало. Партизаны
преодолели железную дорогу и пробились
к зданию вокзала. В ход пошли гранаты, дело
дошло до рукопашной схватки. В то время, когда партизаны продвигались к вокзалу, десантники и гвардейцы,
опрокинув врага, овладели окраинами
пристанционного поселка и метр за метром
пробивались к самой станции.
Вскоре станция и весь пристанционный поселок оказались в руках
партизан, десантников и кавалеристов. Остатки фашистского гарнизона в панике бежали к селу
Вознесенью. Жабо приказал Пантелееву догнать их и уничтожить.
На станции остались 35 вагонов с артснарядами, две зенитки,
два 150-миллиметровых орудия, 135 тысяч патронов, противотанковая пушка, два паровоза и 120 порожних вагонов1.
Владимир Владиславович Жабо был удовлетворен только что закончившейся
операцией. Он пожимал на ходу руки партизанам, десантникам и конникам, поздравляя с победой. Его полку
и партизанскому отряду
«Северный медведь», участвовавшим
в успешно проведенной операции, П.
А. Белов приказал добить гитлеровцев, закрепившихся
в Вознесенье. Командовать всеми силами
партизан был назначен Жабо.
— Как дела у Пантелеева?
— спросил он, когда волнение боя улеглось.
— Продолжает преследовать
врага.
Не отрываясь
от отступающего противника, подразделение
Сергея Пантелеева ворвалось на улицы Вознесенья, которое
находится в двух километрах
от станции Угра. Не выдержав напора партизан, гитлеровцы
бросились к церкви, возвышавшейся на косогоре над рекой. Им удалось установить в окнах ее колокольни крупнокалиберные пулеметы, а у ограды минометы и зенитную пушку.
К церкви нельзя было подступиться, но гитлеровцы оказались в ловушке.
Оставив на станции Угра группу партизан Малькова, Жабо прибыл
вскоре вместе с десантниками и кавалеристами в Вознесенье. Выслушав доклад Пантелеева и
осмотрев местность, майор приказал ему не спускать глаз с церкви, не дать уйти из нее ни одному гитлеровцу.
На рассвете, открыв сильный огонь из пулеметов и автоматов, гитлеровцы
попытались вырваться из церкви, но партизаны заставили их убраться снова в подземелье. Утром следующего дня
рота вражеских солдат, прибывшая
ночью из Вербилова, предприняла попытку деблокировать остатки разбитого угранского гарнизона. Бойцы Пантелеева успешно отразили их атаку. День спустя атака была повторена, но с тем же результатом.
План операции против станции Угра был выполнен. По указанию
Жабо партизаны на большом протяжении разобрали рельсы и таким образом окончательно
закрепили свою победу — прочно оседлали железную дорогу Вязьма — Брянск.
Нарастив силы, гитлеровцы через несколько дней снова атаковали
станцию Угра со стороны села Вербилова и станции Вертехово. На штурм позиций, обороняемых
партизанами, десантниками и кавалеристами, они бросили значительное количество пехоты, танки,
самоходные орудия, стремясь прорваться в тыл бригадам 4-го воздушно-десантного корпуса.
Гитлеровские гарнизоны еще некоторое время держались в Вознесенье
и Сенютине. Для того чтобы обеспечить свободу действий на главном направлении, П. А. Белов оставил партизанские отряды, возглавляемые В. В. Жабо, блокировать гитлеровские
гарнизоны. Но этих сил явно не хватало: с юга, со
стороны Милятина, выдвинулся батальон
фашистской пехоты, поддержанный десятью танками, и ему удалось
прорваться в окруженные деревни, а затем отступить, захватив с собой остатки блокированных гарнизонов.
Журнал боевых действий партизанского полка показывает, как высок
был в те дни накал боев. Отразив 24 марта атаку гитлеровцев на Дроздово, в которой враг
потерял 280 человек убитыми,
партизаны затем непрерывно вели сдерживающие бои:
«2 апреля. Отбиты неоднократные атаки, предпринимаемые врагом при содействии авиации,
на станцию Угра. Уничтожено
150 гитлеровцев.
3 апреля. Подбит вражеский транспортный самолет с боеприпасами
и продовольствием между Угрой
и Вознесеньем.
8 апреля. В бою при отражении натиска противника на станцию Вертехово
подбито два танка.
10 апреля. Уничтожено 105 гитлеровских солдат и офицеров при отражении
вражеской атаки в районе деревни Сенютино».
После того как гитлеровцам удалось вывести свои осажденные гарнизоны
из Вознесенья и Се-нютина,
партизаны, как и корпус Казанкина, были подчинены
генералу Белову и получили другие задачи.
Возобновились напряженные наступательные бои. В журнале боевых
действий читаем:
«15 апреля. Наступление совместно с десантниками против вражеского
гарнизона в деревнях Дубровня, Акулово, Пречистое. Уничтожено 180 фашистов.
17 апреля. Бой за овладение деревней Липники на большаке Юхнов — Вязьма. Истреблено
150 Гитлеровцев.
19 апреля. Артобстрел из 85-миллиметрового орудия вражеского гарнизона
в Знаменке. На юхновском большаке рассеяна рота противника...» '
И так изо дня в день. Тот, кто вел этот журнал, был скуп на слова,
но сделанные записи ясно обрисовывают ожесточенный характер партизанской борьбы с врагом.
Основной задачей группы А. Ф. Казанкина по-прежнему считалось установление
непосредственного
взаимодействия с 50-й армией И. В. Болдина, которую
отделяла неширокая полоса, занятая, однако, крупными
силами противника, хорошо подготовленными
к отражению атак с фронта и с тыла.
Для того чтобы установить наиболее подходящее
место прорыва через Варшавское шоссе, к Болдину послали связного
— разведчика сержанта Федора
Ястребова. Он незаметно перешел ночью через линию фронта
и добрался до передовых подразделений 50-й армии.
День спустя Ястребов вернулся и сообщил названия населенных пунктов,
где легче достигнуть соединения: Ново-Аскерово и Зайцева Гора. Эти села находились как
раз на направлении удара на Милятино, намечавшегося генералом П. А. Беловым. Проведя глубокую
разведку, Казанкин решил нанести удар прежде всего по крупному селу Буда на подступах к
Милятину.
Продвигаясь на юг, чтобы соединиться с войсками И. В. Болдина,
группа уже провела несколько успешных боев (после отхода из-под Вязьмы она пришла к «Варшавке»)
в частности 8-я воздушно-десантная бригада 13 апреля овладела станцией Вертехово,
214-я взяла Богородицкое и Платоновку.
До Буды десантникам предстояло преодолеть лесами 18 километров.
Путь был чрезвычайно труден. Таявший снег разъезжался под ногами. Ручьи и речки вздулись от
полой воды. И все же бригады полковника И. И. Курышева и полковника А. А. Онуфриева, продвигаясь
параллельным курсом на расстоянии полутора-двух километров
друг от друга, вышли точно
в указанное время на исходные позиции.
Бой за Буду длился с переменным успехом несколько часов. Но в
конце концов атакой с трех сторон она была взята, и у десантников наконец появилась
близкая возможность соединиться с частями 50-й армии. Не теряя времени, 8-я бригада
продолжала
наступать в направлении на Старое Аскерово, а 9-я — на Новое Аскерово.
На повестку дня встал вопрос о взятии большого промышленного
поселка Милятина. От Ми-лятина до Варшавского шоссе оставалось не более четырех километров.
Близко подошла к «Варшавке» и 50-я армия.
Ранний приход весны осложнял боевые действия:
труднее стало ходить в разведку, доставлять боеприпасы и продовольствие на передовую. После взятия станции Угра во все концы освобожденного
района потянулись санные обозы, доставлявшие
боеприпасы десантникам, кавалеристам. Когда дороги портились,
местные жители приносили бойцам патроны и снаряды в мешках за плечами, в сумках и корзинах.
С наступлением весны фашисты усилили боевые действия против партизан.
Все чаще вступала в дело артиллерия. Самолеты ежедневно совершали разведывательные полеты
над освобожденным районом и наносили бомбовые удары, обстреливали из пулеметов дома
лесных деревушек. Лишь огонь крупнокалиберных зенитных пулеметов спасал аэродром в Лохове
от многократных попыток разрушить его бомбардировкой.
Жизнь в освобожденном районе, несмотря на все трудности, шла
своим чередом. Сложившаяся к середине апреля обстановка хорошо видна из письма П. К. Шматкова
первому секретарю Смоленского обкома Д. М. Попову:
«Горячий
большевистский привет Вам от знаменцев.
Прежде всего благодарю за оказанное с Вашей стороны внимание
к нам присылкой в район людей от обкома. Признаюсь, что ни я, ни другие товарищи
никак не ожидали (имея в виду обстановку) прибытия кого-либо от обкома. Это для нас вроде неожиданности...
В районе с февраля месяца созданы РК ВКП(б), райсовет и
другие органы, кроме суда и прокуратуры. Вся работа наших органов подчинена основной задаче
— помогать партизанской группе и воинским частям в выполнении боевых заданий.
Территория у нас пока — менее половины района. Ведем большую
массово-политическую работу среди населения по сбору продовольствия
для нужд армии, занимаемся оборонными работами силами населения — рытьем окопов, блиндажей и
так далее и даже занимаемся
вопросами подготовки к севу, но с посевным материалом туго,
очень туго
с тяглом тоже, принимаем меры к ремонту тракторов, готовим трактористов.
Настроение у колхозников неплохое — работы на полях будут куда
лучше прошлых лет».
Далее Шматков сообщал:
«Жутко подумать, что переживали и переживают колхозники там, куда
удается прорваться немцам. Где они похозяйничали, все, почти все уничтожено. У нас в районе
немало колхозов, где немцы истребили почти всех поголовно жителей: никого не щадят — ни стариков,
ни детей (грудного возраста). Тяжело, когда проезжаешь мимо трупов,
они все
исковерканы. Стоят только трубы ог построек, ничего
не осталось, кроме гари и пепла.
Однако это не запугало наших советских людей, мы продолжаем борьбу,
и куда организованнее, куда сильнее мы стали. Немало фактов, когда колхозники полными семьями
принимают активное участие в боевых операциях — от 80-летних стариков до 12-летних ребят.
Враг стал стервенеть и наглеть больше и больше, и это нас не пугает.
Будем продолжать бороться».
Освобожденный район жил, трудился, боролся. Корреспондент «Комсомольской правды» Сергей
Крушинский, пробывший
в нем около месяца, описывал
свои впечатления:
«Куда ни
обернись — фронт. На востоке и на западе,
на севере и на юге можно увидеть днем над лесами черные хлопья
шрапнельных разрывов, ночью—
осветительные ракеты. Это — советский район
в тылу врага... Отбивая все атаки гитлеровцев, нанося удары по вражеским гарнизонам, десантники при содействии местного населения прочно удерживают район в своих руках... Рядом с ними бьются
партизаны. Вот и сегодняшний бой... Над лесом со свистом пролетают снаряды и где-то близко рвутся с коротким железным вздохом. В отдалении ведут свой нетерпеливый спор автоматы».
Крушинский не раз бывал в Желанье и наблюдал в ней возрождающуюся
жизнь. Как представителя центральной молодежной газеты, его, конечно,
прежде всего интересовала работа комсомола «Вот райком комсомола,—
писал он.— Здесь идет напряженная работа — переписывается обращение
к жителям деревень,
занятых гитлеровцами. Тут и Паша К. Ночь пролетела без сна, лица утомленные, голоса охрипшие.
Сидят, пишут... Первый секретарь райкома Паша К.— до фашистского вторжения учительница — в
черные месяцы оккупации вела подпольную работу и помогала партизанам». В ту пору журналист
не мог, по понятным причинам, назвать фамилии людей, боровшихся в тылу врага. Паша К-—это
была Прасковья Кузьминична Кузькина.
«...Эти дни ознаменовались большим событием в жизни организации,—
сообщал Крушинский.— Приняты в комсомол новые люди. Четыре девушки
и
юноша. Они пришли в грозный час, и это понятно: ведь для
них, как и для всей молодежи нашей, нет
жизни вне нашей победы, и они хотят бороться в рядах комсомола.
В районе нет бланков комсомольских билетов — книжечки с силуэтом Ленина на обложке. Лишь
в сердце своем носят новые
комсомольцы образ Ленина...
Они просят, чтобы райком послал их к парашютистам
или в партизанские отряды».
В репортажах Крушинского рассказывается о будничных делах
комсомольцев.
«В селе В. комсомолка Т. спасла 18 раненых бойцов. Медикаменты
она находила на поле недавних боев, причем удалялась иногда от своего села на 20 километров».
«Комсомолка Катя А. была у партизан разведчицей. По ночам
она пробиралась в деревни, занятые фашистами, разведывала
там их силы, рассказывала скрывающимся
красноармейцам, как попасть в партизанский отряд. Мать Кати повешена гитлеровцами. Сейчас
Катя — второй секретарь райкома ВЛКСМ».
Теперь известны и их подлинные фамилии: комсомолка Т.— это Тася Деревкова, Катя А.—
Катя Ананьева, обе они из
села Великополье.
Напряженная работа шла в райкоме партии Больше всего доставлял хлопот продовольственный
вопрос. Шматков по-прежнему
уделял ему много
внимания, не раз выносил на обсуждение бюро. Колхозы систематически поставляли хлеб,
мясо, картофель и другие
продукты. Перепелкин кочевал из
деревни в деревню, организуя заготовку. Прямо с
колхозных токов только что обмолоченное зерно, а также коров, свиней, овец отправляли войскам, партизанам, госпиталям.
Райком вел точный учет сданного скота, как и того, что еще находился в личном пользовании
колхозников.
Сложность продовольственного положения состояла в том, что с
момента, когда в Знаменском районе прозвучал набат партизанского восстания, гражданское население
района почти удвоилось: на освобожденную от оккупантов территорию хлынули тысячи людей, искавших
спасения от фашистского «нового
порядка». Все, кто оказался в Знаменском районе, на протяжении нескольких месяцев снабжались продовольствием за счет местного населения.
Шматков решил обратиться в обком партии с просьбой, чтобы Знаменскому району в снабжении
продовольствием партизан и советских войск помог соседний, Всходский район, где у колхозников с осени осталось значительно больше зерна, картофеля и скота. Некоторую часть продовольствия и скота Всходский район мог без ущерба для себя предоставить соседям. Поставить этот вопрос Петр Карпович намеревался в ближайшую свою поездку в обком, а она из-за бурных военных событий все откладывалась.
Уже прилетели грачи и начали вить заново либо
чинить
старые гнезда. И в бору за Угрой, напротив Полнышева,
и в Гремячке, и в старом липовом парке
в Желанье, где особенно много грачиных гнезд, слышался
с утра и до заката солнца их неумолчный
грай. В этих местах издревле считалось, что с прилетом грачей весна поворачивается к севу. Это был второй вопрос,
который не давал Шматкову покоя.
По его подсчетам, семян в районе едва хватало на треть вспаханных площадей. Перед колхозами и партийными организациями
стояла задача не только
сохранить все имеющееся посевное зерно, но
и организовать обмолот скирд там, где до сих пор это
не было сделано.
Большая часть сохраненного в хозяйствах картофеля поступила на армейские
и партизанские кухни, а тот, который оставался в ямах, залило водой. По указанию райкома
повсюду немедленно была организована выборка такого картофеля из ям, просушка и сортировка.
Уже работали при райземотделе курсы трактористов, где обучалось около двух десятков
колхозниц. Нехватку тракторов
можно было в какой-то мере восполнить лошадьми, часть
которых кавалеристы П. А. Белова списали как негодных и передали
колхозам. Когда начался сев, кавалерийский корпус прислал в помощь колхозам солдат с крепкими лошадьми.
Все вопросы, связанные с восстановлением разрушенного сельского
хозяйства и проведением сева, имели исключительно важное значение и должны были обсуждаться наряду с другими важнейшими
задачами на пленуме обкома
партии, назначенном на
16—17 апреля в Москве. Но из-за сплошных туманов
в течение нескольких дней ни один самолет не мог подняться с партизанских аэродромов, и Шматков не улетел.
Решение пленума обкома, доставленное вскоре райкому партии, нацеливало
партийные организации
области на дальнейшую активизацию борьбы против немецко-фашистских
оккупантов, развертывание политической работы среди населения
оккупированных районов. На территории освобожденного района уже продолжительное время работали представители
обкома партии. Шматков поддерживал с ними постоянный контакт,
их непосредственное
участие помогало решить многие трудные вопросы.
Постоянной заботы райкома требовал аэродром в Лохове. Ежедневный
подвоз раненых и больных, их размещение, уход за ними, питание были возложены
на районные организации. Надо было минимум два раза в неделю контролировать обслуживание раненых и больных.
Лоховский аэродром, несмотря на бомбежки, работал исправно.
В хорошую погоду один за другим приходили и садились по ночам
транспортные самолеты, быстро разгружались, затем принимали на
борт раненых
и больных и уходили на Большую землю. Аэродром обслуживал многие партизанские
и военные госпитали Знаменского, Семлевского и части Всходского районов.
Врачи госпиталей были довольны работой аэродрома. Благодаря
ему тяжелораненых и больных без задержек отправляли в Москву, систематически получали
с Большой земли лекарства и перевязочные средства. Руководили эвакуацией раненых и больных начальник
объединенного госпиталя десантников и партизан в Полнышеве Н. Д.
Ше-клаков, начальник полевого
госпиталя в Янине Ю. Н. Пикулев, начальник такого же госпиталя в Желтоухах Н. П. Петров
и другие.
Рядом с ранеными и больными, оказывая им помощь, всегда находились врачи и медсестры.
В желаньинском госпитале
трудилась Тамара Соколова, в
полнышевском — Тася Иванова, в великопольском
— Клавдия Сигунова. Партизаны и местные жители
высоко ценили работу военфельдшера Т.
П. Степачевой.
ПО УГРАНСКИМ ЛЕСАМ
Тихая и медленная летом, весной Угра бывает бурной, затопляет огромную
пойму, наполняет водой большие и малые речки, сносит мосты и паромы; а то, что в эту
весну Угра разольется во всю силу, ни у кого не вызывало сомнения: давно не видали в этих местах
такой снежной зимы.
Группировка генерала М. Г. Ефремова, находившаяся теперь почти полностью на территории
Знаменского района, в
северо-восточной его части, отделенной
большаком, упорно отражала атаки врага.
Гитлеровское командование, видимо, пришло к убеждению, что настает благоприятный момент, чтобы рассчитаться с опасным
противником в своем тылу. Боевые донесения штаба группировки
передают драматизм развернувшейся в те дни борьбы.
«338-я стрелковая дивизия в течение дня 30 марта,— говорится в одном из них,— вела упорный бой с противником, наступающим
на Тетерино, Коршуны.
К исходу дня противник силою 250 человек при содействии
авиации и сильного артиллерийского и минометного
огня овладел Коршунами. С 5 часов 30
минут 31 марта противник перешел в наступление
на Цынеево». С боями удерживали свои позиции и другие
дивизии, противнику не удалось потеснить
113-ю и 160-ю, несмотря на превосходство его сил.
Учитывая возросшую активность противника, а также надвигающееся весеннее бездорожье, М.
Г. Ефремов 1 апреля перенес командный пункт ударной
группировки на западный берег Угры в село
Дрожжино. Перенесение командного пункта позволяло лучше организовать управление частями.
В двухмесячных беспрестанных боях ударная группировка понесла
большие потери. К началу апреля в каждой из ее дивизий насчитывалось не многим более тысячи человек. В справке,
подготовленной штабом
для командарма, указывалось, что в 113-й стрелковой
дивизии имеется лишь 1315 человек, в 338-й—1403, в 160-й—1203 человека. Ощущалась нехватка вооружения.
С каждым днем все труднее становилось с продовольствием. Коровы,
овцы, свиньи, полученные от населения и партизан, были съедены. Снабженцы
не успевали
заготовлять конское мясо. Но и коней становилось
все меньше. По-прежнему обмолачивали рожь со скирд,
но необмолоченных скирд оставалось
не так уж много.
В начале апреля партизаны группы А. Г. Холомьева дважды пригоняли
по тридцать коров, привозили собранные для ефремовцев зерно, картофель
и другие
продукты. В целом же с наступлением весны
снабжение группировки резко ухудшилось. Полевой
аэродром в Дмитровке подтаял настолько, что уже не мог принять ни одного У-2. Раскисли аэродромы в Купелицах, Кременском, Тишине и Павлищеве.
4 апреля с дмитровского аэродрома уходил на Большую землю последний самолет. Штаб группировки
получил радиограмму: командование Западного фронта по указанию
Ставки предлагало генералу Ефремову вылететь на этом самолете в Москву. Прочитав радиограмму, Ефремов наотрез отказался лететь. Покинуть группировку в трудный для нее час он не мог. Возвращая радиограмму адъютанту М. Ф. Водолазову, генерал сказал: «Не имею права». Командарм распорядился отправить с этим самолетом тяжело больного начальника штаба группировки полковника С. И. Киносяна, погрузить в самолет штабные документы и знамена.
Прощаясь с Киносяном, М. Г. Ефремов сказал:
— Воевал с армией и, если придется, умирать буду с армией!
Улетел последний У-2. Теперь по ночам над расположением частей появлялись
отдельные самолеты с грузами. Покружив над лесами, деревушками
и уточнив месторасположение пехотинцев, они
сбрасывали тюки с боеприпасами,
колбасой, галетами, сахаром.
Ефремов все еще не терял надежды на то, что восточная группировка
его армии и 43-я армия в конце концов найдут слабое место в обороне противника и разорвут кольцо окружения. Но сделать это им не удалось.
Пользуясь тем, что в условиях распутицы войскам Ефремова стало
труднее маневрировать, фашисты продолжали теснить их со всех сторон. Утром 9 апреля в районе
Александровки по обороне группировки был нанесен удар с целью
овладеть не только этой деревней,
но и захватить одним броском село Дрожжино. Завязался ожесточенный бой.
Под
сильным натиском подразделениям группировки пришлось отступить из Александровки, оставить
Желтовку,
Аракчееве и Дрожжино.
После яростных атак фашисты вышли на западный берег Угры.
Над расположением войск генерала Ефремова почти постоянно висели
бомбардировщики. Враг наседал со всех сторон, бросая в бой
танки и самолеты. Трудное положение,
в котором оказалась ударная группировка 33-й армии, заставляло командующего принять решение
о выходе из огненного кольца навстречу войскам Западного фронта. В последних числах
марта комиссар 113-й стрелковой дивизии полковник Н. И. Коншин привез на командный пункт группировки
пакет на имя
М. Г. Ефремова, сброшенный в расположение войск с фашистского самолета. Гитлеровцы предъявили
ультиматум о сдаче и назначили
место и время для присылки парламентеров.
Точно в указанное время по приказу Ефремова место, где гитлеровцы
ожидали парламентеров, было обстреляно беглым артиллерийским огнем.
Командование Западного фронта предложило генералу Ефремову выводить
ударную группировку на юго-запад, через партизанские районы, используя при этом лесные
массивы, держа путь в направлении на город Киров Калужской
области. Там готовилась выйти ей навстречу
10-я армия.
Ефремов и сам вначале был такого же мнения. Но когда части оказались
под натиском врага на берегу Угры, он принял решение отходить более коротким путем, на юго-восток, на соединение с 43-й
армией. Ставка одобрила
решение командарма.
11 апреля поздно ночью М. Г. Ефремов вызвал к себе на командный
пункт в деревне Науменки командиров всех дивизий и объявил приказ на выход из окружения. Частям
группировки следовало нанести удар в юго-восточном направлении и, форсировав Угру, соединиться
с частями 43-й и 49-й армий.
Группировка
должна была двигаться двумя эшелонами:
в первом — 338-я и 160-я стрелковые дивизии,
за главными силами — санитарные обозы, тылы;
во втором эшелоне—113-я стрелковая дивизия. Ей ставилась
задача сковывать противника на рубежах
Семешково, Лутное, Красное, Федотково, пока основные
силы группировки прорвутся вперед.
Проводниками вызвались идти партизаны во главе с А. Г. Холомьевым.
К исходу дня 12 апреля 338-я и 160-я стрелковые дивизии сосредоточились
для нанесения удара в лесу южнее села Красного на территории Знаменского
района. Поздно вечером прибыла в район сосредоточения и 113-я
стрелковая дивизия.
В ночь на 14 апреля колонна двинулась вперед. Она насчитывала
несколько тысяч человек, вооруженных автоматами, противотанковыми ружьями, пулеметами и винтовками.
Штаб группировки прикрывали
триста автоматчиков под командованием начальника
особого отдела капитана Д. Е. Камбурга.
Связь со штабами фронта и восточной группировки армии поддерживалась по радио.
Рано утром 14 апреля, когда колонна переходила дорогу Буслава — Беляево, по ней открыла
пулеметный и минометный
огонь находившаяся здесь в
засаде группа фашистов. Смелой атакой гитлеровцы
были рассеяны, и движение продолжалось. Впереди уже виднелась деревня Родня, а за ней лес, где можно было укрыться. Противник, однако,
успел подтянуть сюда пехоту, несколько танков. Закипел
яростный бой, доходивший до рукопашных схваток.
Генерал Ефремов не один раз лично поднимал бойцов в контратаку.
Он был ранен, кровавое пятно медленно расплывалось на шинели.
— Товарищ командарм,
вы ранены! — крикнул на ходу профессор И. С. Жоров.—Давайте сделаем перевязку!
— Черт с ним! — отозвался
разгоряченный боем Ефремов.— Главное сейчас — вывести людей в лес!
Схватка длилась несколько часов. Гитлеровцам удалось рассечь колонну
на две части. Отрезанными оказались часть сил 160-й и 113-й дивизий.
В бою пали многие воины, партизаны.
Ефремов попытался собрать всю колонну, но враг успел создать
вокруг разрозненных частей группировки плотное кольцо, и соединиться с ними оказалось невозможным.
В дальнейшем разрозненные части пробивались из окружения
каждая самостоятельно.
В группе, которую возглавлял командарм, осталось не более семисот человек, включая командный
состав. Изучив по карте
местность и ознакомившись
с донесениями разведки, Ефремов приказал держать курс на деревню
Ново-Михайловку, в семи километрах от реки Угры.
Генерал постоянно держал связь со штабом армии и фронта по радио.
Но в ночной схватке за деревню Ключики при переходе разлившейся леской речушки пулей убило
радиста, за плечами которого висела радиостанция. Он упал в воду вместе с рацией, и во тьме
его не смогли найти. Группа оказалась, таким образом, без радиосвязи.
Постепенно
она разделялась на более мелкие отряды, пытавшиеся пробиваться самостоятельно. 15 апреля
в группе, возглавляемой М. Г. Ефремовым, насчитывалось
сравнительно небольшое число автоматчиков
и штаб. Тем не менее она упорно продолжала
движение и наносила урон врагу.
Через некоторое время группа Ефремова прорвалась лесами к деревням
Жары и Мосеенки. Отсюда было рукой подать до Угры, до своих. За рекой уже слышна была
артиллерийская стрельба. Но пробиться к Угре не удалось, враг успел поставить и здесь
плотную стену огня.
Не останавливаясь, раненый командарм вел группу уставших людей дальше, за ними по
пятам следовали фашистские
автоматчики.
С этого дня группа, таявшая в непрерывных боях, начала отход лесами
в сторону села Слободка на большаке Юхнов — Вязьма. Нащупав местонахождение штаба М. Г. Ефремова, гитлеровцы подтянули
в этот район подкрепления. По большаку и проселкам
сновали танки и самоходки.
Потеряв радиосвязь с Ефремовым, штаб Западного фронта долго
не мог установить, где его группировка и что с ней происходит. Каждый день
летчики
вылетали на поиск ее в район Знаменки и каждый раз возвращались ни с чем: леса и деревни
окутывал сплошной туман, и увидеть что-либо не представлялось возможным. Лишь 19 апреля
они обнаружили
группу Ефремова и сбросили в ее расположение
радистку Марию Козлову.
В тот же день Козлова связалась со штабом восточной группировки
33-й армии и доложила, что группа Ефремова находится в лесу севернее деревень Дегтянки и Горнево.
Продвигаясь к Слободке, она
вела бой с наседавшими со всех сторон гитлеровцами.
Недалеко от этого села в лесу много дней дежурили партизаны во
главе с Сергеем Ивановичем Селивановым, которым было приказано своим огнем облегчить ефремовцам
переход большака.
Командарм был ранен второй и третий раз. Автоматная очередь прошила
ему поясницу; превозмогая мучительную боль, М. Г. Ефремов продол жал руководить боем.
Опираясь на плечи бойцов не
расставаясь с пистолетом, он по-прежнему находился
в гуще боя. Как и прежде, бойцы слышал мужественный
голос генерала:
— Держитесь,
товарищи! Пробьемся. Тепер уже недалеко!
Фашисты подобрались совсем близко. В короткие паузы между выстрелами
слышалась чужая гортанная речь. Кольцо окружения сжалось до
пре дела. У ефремовцев кончались
патроны.
Собравшись с силами, Ефремов стал во вес) рост и громко произнес:
— Вперед, товарищи! Не сдаваться, бейте врага!
Это были последние слова командарма. Чтобы не попасть в плен,
он выстрелил себе в висок.
Узнав о гибели Ефремова, бойцы яростно ринулись на врага. Часть этой группы пробилась
к Слободке, а затем через
юхновско-вяземский большак
— на соединение с партизанами полк В.
В. Жабо.
Ударная группировка с честью выполнила свой воинский долг. Ее огненный
рейд к Вязьме и обратно продолжался более двух с половиной
месяцев. Действуя в условиях окружения, ефремовцы
до последнего дыхания громили
врага, уничтожив 2
февраля по 10 апреля не менее девяти тысяч гитлеровцев,
десятки танков, орудий, минометов, пулеметов,
около сотни автомашин.
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
В конце апреля вскрылась Угра. Талая вода вышла из берегов и затопила
обширные прибрежные луга, прилегающие к реке овраги и ложбины Тяжелые огромные льдины,
налетая друг на друга устремились вниз к Знаменке и Юхнову.
Шматков по опыту прежних лет знал, что на Угре
половодье быстро сойдет, поля просохнут,
настанет пора сеять. Он старался побывать во всех колхозах,
лично проверить, как обстоит с подготовкой семян и машин к весне, поговорить с людьми.
Побывал в эти дни Шматков и в Прасковке. Он виделся с майором Жабо
всего несколько дней назад, однако вопросов, требовавших совместного обсуждения,
накопилось немало. Надо было, кроме того, из первых рук получить
сведения о перспективах развития боевых действий.
Первое, о чем Петр Карпович спросил командира полка,— что сделали
партизаны для бойцов Ефремова, прорвавшихся через большак. В полку
Жабо их
расположили на отдых по деревням, а после отдыха
по приказанию Казанкина они должны были
влиться в партизанский полк.
— Есть ли новости о Холомьеве? — поинтересовался Шматков.
— Холомьев перешел линию фронта,— ответил
Жабо.
Затем Жабо подробно рассказал Шматкову о тяжелых боях, которые
вели десантники только что произведенного в генералы Казанкина и гвардейцы Белова, и какими
представляются намерения противника.
— По данным разведки, фашисты на всех направлениях сосредоточили крупные силы, артиллерию, самоходные пушки, танки. Следует ожидать, что, как только подсохнут дороги, противник нанесет удар.
Словом,— продолжал Жабо,— надо, Петр Карпович, быть начеку.
Ведь мы у них, что бельмо на глазу!
Ординарец принес чай. За чаепитием майор в свою очередь поставил
перед Шматковым несколько вопросов.
— В батальонных пекарнях,
Петр Карпович, не хватает муки. Очень прошу усилить во всех
деревнях размол зерна на
ручных мельницах. Знаю, что такие мельницы работают во многих населенных пунктах. Прошу
сделать так, чтобы зерно размалывалось всюду.
— Сделаем.
— С мясом тоже стало трудно. Знаю, что коров в районе осталось
очень мало. Но что делать, картошка у нас пока есть, а мяса нет! Как же
быть?
Шматков ответил не сразу. Было видно, как посуровело его лицо.
Этого вопроса первый секретарь ждал давно, и вот он последовал. Значит, отдавать
последних
коров.
— Другого выхода нет, Петр Карпович,— произнес майор.
Шматков
знал, что жители многих деревень полмесяца
назад сдали всех коров. Не осталось ни одной коровы в Алексеевке,
Каменке, Аниканове, Свинцове, Великополье. Теперь настало
время сдать всех коров и жителям остальных деревень. Что делать— это была военная необходимость.
Заканчивая разговор, Петр Карпович сообщил Жабо, что райком партии
обратился в обком с просьбой, чтобы в заготовке продукции для армии помог соседний Всходский район.
— Очень хорошо сделали,— одобрил Жабо.— Спасибо за заботу!
Возвратившись в Желанью, Шматков собрал бюро райкома и поставил все вопросы, которые
обсудил в Прасковке с
Жабо. После бюро весь партийный
актив направился в сельсоветы с задачей наладить подготовку
к весеннему севу, обмолот ржи и сдачу коров.
Среди партизан, десантников и кавалеристов было много молодежи.
Поэтому в освобожденный район нередко прилетали работники
обкома комсомола. Длительное время
находилась здесь инструктор обкома комсомола Вера Харитонова, бывал
и секретарь
обкома Абрам Винокуров.
1 мая на полевой Преображенский аэродром прилетел на У-2 инструктор
военного отдела ЦК ВЛКСМ Семен Вавилкин. Он прибыл со специальным заданием:
ознакомиться с боевыми делами молодых десантников, вручить комсомольцам отдельного
партизанского стрелкового полка Жабо письмо ЦК ВЛКСМ.
Сначала Вавилкин побывал на передовой у десантников, потом
направился к партизанам. Он вел дневник, куда записывал все, чему был свидетелем
в эти дни:
«11 мая. Сегодня едем в 8-ю бригаду. Вчера говорил с Казанкиным.
Нужны люди. С утра дал телеграмму секретарю ЦК ВЛКСМ Михайлову о людях. Вчера был день очень замечательный
— в тылу врага воины получали
ордена. Светит солнце, тепло.
Нужен фотоаппарат.
12
мая. В бригаду приехали в 14 часов, лошадки наши шли еле-еле. На полпути останавливались
на
кормежку. Прибыли на КП, оставили лошадей и пошли с начальником политотдела Андреевым на
передовую. По дороге догнали комбрига с комиссаром. Были в 4-м и 2-м батальонах. Фашисты
от нас в 300 метрах. Комсомольцев в бригаде 80 процентов. Провел две беседы
с бойцами и командирами.
13
мая. Утром поехали к Жабо. Не доезжая до Преображенска, лошадь упала и дальше идти не
могла. Оставил ее партизанам,
пошел пешком. Передал письмо ЦК ВЛКСМ партизанам-жабовцам...Выехал в 17.30
в Желанью. Участвовал в комсомольском активе».
В письме ЦК ВЛКСМ партизанам-комсомольцам говорилось:
«Центральный Комитет ВЛКСМ передает пламенный привет комсомольцам и комсомолкам,
всем молодым партизанам
и партизанкам бесстрашных отрядов
тов. Жабо.
Товарищи! За каждым шагом вашей боевой работы следят комсомольцы,
молодежь всей нашей страны. Когда через линию фронта мы получаем донесения из партизанских отрядов о воинской доблести
и геройстве наших боевых товарищей, действующих
в тылу у немцев, мы вместе с вами переживаем
радость победы и гордость за вас, верных сынов и дочерей нашей Родины.
Перед вами, народными мстителями, поставлена задача усилить партизанскую
войну в тылу немецких оккупантов... Уничтожайте беспощадно подлых захватчиков, обрушивайте
на них всю силу народного гнева. Это будет законной расправой
за страдания нашей Родины,
за кровь* ни в чем не повинных людей, за все чудовищные преступления, которые совершили и совершают гитлеровские
мерзавцы.
Советский народ вынес приговор — смерть немецким
оккупантам! Не жалейте патронов для исполнения этого народного приговора, стреляйте
метко,— пусть каждая партизанская пуля несет смерть фашистам.
Каждый день и каждый час вашей борьбы приближает радостный день
освобождения родной земли
от фашистской нечисти.
Помните, дорогие товарищи: благородной цели освобождения Родины
от немецких оккупантов отдает свои силы весь советский народ,
вся мужественная молодежь.
В глубоком тылу нашей Родины... всюду идет боевая подготовка могучих
резервов Красной Армии. Комсомол готовит десятки и сотни тысяч истребителей танков, бесстрашных мастеров огня
— снайперов, ловких гранатометчиков,
искусных пулеметчиков,
минометчиков, артиллеристов, кавалеристов.
Вся эта громадная армия настойчиво учится
владеть грозным оружием. По приказу Родины она выступит на
поле боя и без страха будет громить
немецких оккупантов.
Наши резервы неисчислимы... Помогайте Красной Армии быстрее выполнить
великую освободительную задачу.
Центральный Комитет комсомола передает вам, наши дорогие любимые товарищи, боевой комсомольский
привет от всей советской молодежи и желает новых успехов.
Будьте беспощадны — без страха и усталости идите на смертный
бой с лютым врагом.
Нас ведет на подвиг непобедимое знамя Ленина.
Да здравствует наша советская Родина-мать!
Да здравствует доблестная Красная Армия!
Да здравствуют смелые партизаны и партизанки— народные мстители!
Секретарь ЦК ВЛКСМ
Н. Михайлов».
Выступив на комсомольском активе, Семен Вавилкин рассказал комсомольцам-партизанам
о положении на фронтах, о боевых успехах Красной Армии, о достижениях тружеников тыла, говорил
о задачах молодежи в боях
против ненавистного врага.
Затем Вавилкин побывал в ряде других партизанских батальонов,
в Прасковке и снова в Желанье. Дневник его пополнился новыми записями:
«15 мая. Снова находился в полку Жабо. В нем 332 комсомольца. Среди
132 награжденных — 55 комсомольцев и 40 несоюзной молодежи. Готовили материал о боевой
работе. . 17 мая. Договорился, что завтра в Желанье созовем бюро райкома комсомола. Сегодня утром
начала собираться гроза.
Кругом стреляют, в одном месте
горит. Провел лекцию для гарнизона в Прасковке.
Бюро райкома перенесли...
20 мая. Вчера в 17 часов получил лошадку и поехал в Желанью. По
дороге обстреляли. Сделал доклад, а затем провели комсомольское собрание о сборе трофеев; беседовал
с комсомольцами».
Молодые воины с воодушевлением встретили письмо ЦК ВЛКСМ. В
комсомольских организациях партизанского полка состоялись собрания, наметившие новые задачи
в борьбе с врагом. В батальонах создавались подвижные комсомольско-молодежные подразделения
истребителей танков, подрывников, минометчиков, снайперов. Многие
из комсомольцев-партизан
совершили в те дни боевые подвиги.
Сеять было нелегко, и не вся пахотная земля
оказалась засеянной:
не хватало семян. Что касается сеяльщиков, их оказалось более чем достаточно. П. А. Белов в воспоминаниях
отмечает, как быстро и хорошо выполняли работу участвовавшие
в посевной бойцы и партизаны.
Оторванные войной от земли люди соскучились по привычному мирному труду. Из-за нехватки
сеялок повсеместно сеяли вручную. Пригодились навыки, опыт стариков,
которые когда-то двадцать — тридцать лет назад сеяли таким способом. Вышли на сев многие
пожилые партизаны. Были
б в нужном количестве семена,
засеяли бы все поля — столько сеятелей.
Сеяли на прасковском поле ячмень и Шматков с Жабо. Шли как завзятые
хлебопашцы, бросая из лукошка зерно горстью правой руки под шаг левой ноги. Научил дед Данила!
Не хватило и картофеля, чтобы засадить отведенную под него землю.
И все же треть всех пахотных земель в районе была засеяна и засажена.
Петр Карпович очень этим
гордился.
Фашисты всячески пытались помешать работе на полях. Их самолеты,
спускаясь к самой земле, обстреливали работающих в поле. Среди сеятелей
и
тех, кто сажал картошку, были убитые и раненые. Но запугать людей врагу не удалось.
Район отсеялся быстро, в течение недели. И вскоре всюду, где
прошел сеятель, топорщились дружные зеленовато-розовые всходы.
В первые дни после сева стояла теплая,
сухая погода, потом прошел дождик. Что может быть лучше для
овса и ячменя!
Шматков готовился ехать в обком партии для доклада, и ему было
приятно сознавать, что приедет он с хорошими вестями.
11 мая состоялось заседание бюро райкома, обсудившее в числе других
вопрос о поездке Петра Карповича в обком, который находился в это время в поселке Кондрово
под Калугой. В протоколе заседания было записано, что Шматков командируется в Смоленский
обком партии по делам службы и что на время его отлучки обязанности первого
секретаря
райкома возлагаются на Кузьму Андреевича Селиверстова.
В первой половине мая в районе развернулась подписка на новый военный
заем. В течение короткого времени колхозники, рабочие желаньинского совхоза и служащие районных
учреждений собрали и сдали более 100 тысяч рублей.
За день до отлета Шматков прискакал в Прасковку попрощаться с
Жабо. День был солнечный. В зазеленевшем лесу неумолчно куковали кукушки. Майор Жабо предложил
не сидеть в штабе, а поговорить по делам где-нибудь в поле. Не торопя
коней,
Жабо и Шматков медленно приближались к Алексеевке, осматривая по пути на крутых взгорьях
отличные всходы.
И Шматков и Жабо понимали, что в ближайшее время
враг начнет новое крупное наступление: почти
ежедневно над освобожденным районом проводилась
усиленная воздушная разведка, возобновилась
бомбардировка деревень, все чаще враг засылал
в освобожденный район разведчиков. Разведка П. А.
Белова выяснила, что гитлеровцы сосредоточили
большие силы южнее Всходов. Генерал
предполагал, что противник одновременно начнет наступление
со стороны Вязьмы и нанесет вспомогательный удар от Ельни.
Полку Жабо была поставлена задача всеми силами удерживать позиции
правее 329-й стрелковой дивизии, оборонявшейся в направлении
Вязьмы. Удержанию освобожденной территории командование Западного фронта придавало важное оперативное
значение: не позже 5 июня фронт должен был начать новую наступательную операцию, во
время которой войскам Белова следовало нанести удар по фашистам
с тыла.
До слуха Шматкова и Жабо долетали звуки отдаленного боя: орудийные
выстрелы, разрывы бомб.
У «Варшавки», на юхновско-вяземском большаке
и на железной дороге Вязьма — Брянск почти беспрерывно шли бои. Гитлеровцы то и дело атаковали в разных местах,
испытывая прочность обороны.
— Как думаешь, Владимир
Владиславович, где фашисты
нанесут новый удар? — спросил Шматков.
— Это нетрудно угадать, Петр Карпович,—отозвался
Жабо.— Наш участок удобен для наступления. Тут приличные
проселочные дороги, расстояние от Знаменки до станции Угра можно пройти
танками за час-два.
— Что ж, партизаны не
ударят лицом в грязь,—твердо произнес Шматков.— Подготовились неплохо. Когда примерно ожидается
удар?
— Как показывают пленные,
взятые беловцами,— в самое ближайшее время.
— Успею я вернуться в
Желанью?
— Думаю, что да.
После отлета Петра Карповича Жабо еще раз побывал вместе с Селиверстовым
на всех партизанских заставах, осмотрел пулеметные гнезда, окопы, проверил, достаточно
ли подготовлено бое-припасов, приказал перебросить к Желанье семь
пушек,
выдвинуть вперед две пулеметные точки на Леонидовке,
оборудовать огневые точки на подступах
к Городянке и Петрищеву, возле деревни Луги, в
Полуовчинках и Волокочанах.
В середине мая неожиданно зарядили дожди. Проливные, не прекращавшиеся ни днем, ни
ночью. Такое в лесных урочищах
Угры случается нередко: заладят
дожди на неделю, и вот снова повторяется половодье.
Так произошло и в 1942 году. В течение нескольких
дней река и ее притоки наполнились верховой
водой, а потом вышли из берегов.
В эти тревожные дни Жабо значительно усилил разведку и держал
под особым наблюдением Знаменку, юхновско-вяземский большак, откуда противник мог напасть
в любое время.
Об активизации противника свидетельствовало событие, происшедшее
22 мая. Вечером штаб Жабо получил
сообщение о том, что в районе действий десантников
А. Ф. Казанкина обнаружено более трехсот
переодетых в красноармейскую форму диверсантов,
переброшенных фашистами через линию
фронта с целью проникнуть в расположение корпуса П. А. Белова, уничтожить командование корпуса и овладеть штабом. Один из диверсантов перебежал к десантникам и раскрыл этот коварный замысел врага.
Прочитав донесение, майор вызвал к себе начальника
особого отдела Г. И. Калмыкова, начальника «Смерш» Николая Комарчука, начальника райотдела НКВД Николая
Силкина и приказал им принять меры на случай, если подобная группа диверсантов вдруг
обнаружится в тылу у партизан.
23 мая поздно вечером в Желанью прилетели на У-2 секретарь Смоленского
обкома партии Георгий Иванович Пайтеров, помощник секретаря обкома
партии по кадрам Николай
Семенович Шараев и секретарь обкома комсомола Абрам Яковлевич
Винокуров. Получив лошадей,
они за час добрались до Прасковки. Прилетевшие также подтвердили,
что, по имеющимся у
них данным, противник вот-вот
перейдет в решительное наступление на партизанский
район со стороны Всходов и Знаменки.
— Что ж,— заметил Жабо,—
значит, вы прилетели к нам вовремя!
— Выходит, так,— согласился
Пайтеров.
В тот же вечер Г. И. Пайтеров провел совещание в штабе партизанского
полка, затем политработники полка и прилетевшие разъехались по батальонам. Пайтеров,
Шараев и Винокуров возвратились в Желанью.
На рассвете 24 мая Жабо проснулся в Прасков-ке от грохота. Беспрестанные
орудийные выстрелы слышались со стороны Знаменки и железной дороги
Вязьма — Брянск. Наскоро одевшись, майор выскочил на улицу. Сквозь редеющую мглу он увидел
на севере и на востоке розовые сполохи и понял: гитлеровцы начали наступление.
Заместителю начальника штаба Василию Серобабину Жабо приказал
немедленно связаться по телефону с командирами всех батальонов, потребовать от всех подразделений
полной боевой готовности и держать с ними постоянную связь, а сам
поскакал
с ординарцем в Желанью.
День вставал серый, накрапывал мелкий дождь. На подступах к Желанье
уже шел бой. Зная, что напрямую, через Леонидовку, к Желанье
не прорваться, противник пытался пробиться с флангов, наступая на Городянку, Гряду и Петрищево. Дороги к этим деревням
со стороны Знаменки пролегали лесами, и враг сумел незаметно накопить здесь значительные силы для
удара.
В обход Желаньи двигалось несколько сот гитлеровцев, более 15 танков
и самоходных орудий; затем появилась кавалерия. Огневую поддержку оказывали батареи, расположенные
на поле знаменского аэродрома. Авиация из-за дождливой нелетной погоды на
первых порах не действовала.
В Желанье Жабо в первые же минуты встретил Пайтерова, Шараева,
Винокурова, и Селиверстова. Вооруженные автоматами, они с рассвета находились среди партизан.
Тут же были работники районных организаций. Жабо и Селиверстов, посовещавшись на ходу, решили
как можно быстрее эвакуировать
в Гремячку, Полнышево и Свинцово госпиталь
и всех жителей. И вовремя: вскоре после этого снаряды стали рваться
в самой Желанье. Она загорелась со всех сторон.
«Ах как в эти минуты не хватает в Желанье Шматкова! — подумал
Жабо. За короткое время совместной боевой деятельности в районе он полюбил
этого отважного и беспредельно верного Родине человека.— Жаль, что его нет».
А Шматков возвратиться, как замышлял, не смог. Сделав 15 мая
на заседании бюро обкома партии сообщение о боевой деятельности партизанского полка и работе
райкома, о продовольственном
положении в освобожденном районе, о проведенном
севе, он тяжело заболел. Возвратиться в район в таком состоянии ему не разрешили.
3-й батальон старшего лейтенанта Александра Иванова и комиссара
Николая Останковича стойко сдерживал натиск врага на Городянку и Гряду. Первые атаки были отбиты
с большими потерями для фашистов. Однако бой не ослабевал. Обстрелянные зажигательными
снарядами и из минометов, обе деревни были охвачены пламенем и дымом.
Из Желаньи Жабо связался со штабом полка. Серобабин доложил ему,
что батальоны подняты в ружье и уже заняли свои рубежи, что гитлеровцы одновременно с Желаньей
атаковали Андрияки, Луги, Бельдюгино, Свиридово и Великополье. «Так. Значит,
противник хочет прорваться через эти населенные пункты к Угре,— решил Жабо,—-переправиться через нее, а
затем перерезать дорогу, связывающую Желанью со штабом полка, выйти нам в тыл».
Не теряя времени, он приказал майору Московскому:
— Через реку Угру не должен проникнуть ни один вражеский солдат!
По сообщению Серобабина, гитлеровцы крупными силами нанесли
удар также и по десантникам и кавалеристам. Не оставалось сомнений, что наступил решающий момент
борьбы.
Бой за Желанью шел несколько часов. Фашисты беспрестанно наращивали
силы и примерно к десяти часам утра им удалось серьезно потеснить партизан. Они штурмом
взяли Городянку, Гряду, а затем Петрищево. Оказалось, что по участку,
обо-
роняемому полком Жабо, гитлеровская группировка, приступившая
к ликвидации освобожденного района, наносила свой главный
удар. Враг ставил целью отрезать партизанский полк и воздушно-десантный корпус от
основных сил Белова.
Гитлеровские танки с автоматчиками, прорвав оборону партизан на
Леонидовке, двинулись по дороге и засеянному полю на горящую Желанью. Вскоре они вышли на
аэродром и оказались на виду у обороняющих село партизан. Фашисты приближались также и со стороны
Городянки и Гряды. Как только первые семь танков и следовавшая за ними пехота
стали спускаться с пригорка, партизаны открыли по ним огонь из всех видов оружия.
В первые
же минуты артиллеристы под командованием
Семена Качанова подбили два танка. Партизанам
удалось также отсечь автоматчиков от танков,
нанести им большой урон. Встретив решительное
сопротивление, противник повернул вспять.
Едва прояснилось небо, на Желанью обрушились вражеские бомбардировщики.
А вслед за этим началась новая атака. Не менее батальона фашистов с засученными рукавами
двигались в плотном строю, заняв почти все поле перед селом. Впереди шли два танка.
Строча из
автоматов, вражеские солдаты шли во весь
рост.
— Видели уже не раз и такое! — воскликнул Жабо, передавая
бинокль Пайтерову.
Подпустив гитлеровцев как можно ближе, партизаны обрушили
на них огонь такой силы, что противник начал в панике разбегаться. Многие
из атакующих
остались лежать на поле.
Спустя полчаса атака повторилась. Танки вырвались на пригорок
и, стреляя на ходу, быстро приближались к Желанье. На подступах к селу разгорелся ожесточенный бой. В этот раз гитлеровцы
действовали, несмотря на
большие потери, еще более
настойчиво. Некоторым из них удалось приблизиться к селу
почти вплотную.
В третьей атаке гитлеровскую пехоту поддерживало уже до десяти
танков.
Там и тут горели вражеские танки. Никогда еще, пожалуй, партизаны
не дрались с врагом столь
яростно и упорно, как в этот день. Плечом
к плечу с ними сражались перешедшие на сторону партизан немцы: Кельман, Мейлер и еще двое.
Некоторые из них были уже
ранены, но по-прежнему не выпускали
из рук автоматов. Всем им суждено было
погибнуть в бою за Желанью.
Партизаны понесли серьезные потери. Многие из них пали смертью
храбрых. Старший лейтенант Иванов доложил Жабо в середине дня, что его батальон потерял не менее
половины состава и что несколько пушек вышли из строя.
— Продолжать бой,— приказал майор.
После полудня на командный пункт майору Жабо позвонил Сергей Московский и сообщил,
что фашистам удалось занять
Андрияки, Дроздово и Великополье
и что идет бой за Луги. Но вместе с тем
его батальон не дал ни одному вражескому солдату
прорваться через Угру. Жабо подтвердил свой приказ во что
бы то ни стало помешать фашистам
переправиться через реку.
Затем Жабо связался с Прасковкой и приказал Серобабину прислать
подкрепление. Серобабин сообщил майору только что поступившую в штаб полка оперсводку: десантники
и гвардейцы успешно отбивают атаки врага.
Вскоре в Желанью прибыло до роты партизан, снятых с аэродрома
в Лохове, и охрана штаба. По всей Желанье сизыми клубами стелился дым пожарища.
Во второй половине дня, и особенно под вечер, гитлеровцы предпринимали все более ожесточенные атаки. По Знаменской дороге на Желанью двинулось еще пятнадцать танков, сопровождаемых автоматчиками.
Несмотря на убийственный огонь партизан,
они упорно лезли вперед. Было подбито три
танка.
Батарея Качанова вела по врагу беспрестанный
огонь. Ее командир, залитый кровью, почерневший от дыма и копоти, снова и снова произносил
команду:
— Огонь по танкам, огонь!..
Разорвавшаяся мина уничтожила расчет пушки, возле которой находился Качанов, и сам он
рухнул замертво на землю.
Остальные партизанские пушкари, не прерывая ни на минуту
Огня, посылали в сторону гитлеровцев снаряд за снарядом.
Бой за Желанью шел и вечером, и весь следующий день, 25 мая. Партизаны,
несмотря на очевидное численное превосходство наседающих фашистов, не считаясь с собственными тяжелыми
потерями, по-прежнему
стойко и мужественно разили врага.
Они беззаветно сражались за то, чтобы свободно
и счастливо жилось на родной древней и милой земле.
Решив, что из-за больших потерь полк В. В. Жабо может не сдержать
натиск, П.А.Белов приказал соседней 329-й стрелковой дивизии отвести свой фланг так, чтобы прикрыть
партизанские подразделения. Отойдя через боевые порядки стрелковой
дивизии, партизаны должны были сосредоточиться в ее тылу и поступить
в подчинение командира дивизии.
Упорно обороняя свой рубеж, она понесла потери. Вместе с присоединившимися к ней подразделениями
партизанского полка Жабо в дивизии насчитывалось
до двух тысяч бойцов и командиров.
Нанося встречные
удары — по обороне партизан под Желаньсй и по конногвардейцам
у Всходов,— гитлеровцы
стремились соединиться в районе станции Угра и таким образом
отрезать десантников, наступавших на «Варшавку». Чтобы добиться этого,
они бросили на прорыв большое количество пехоты,
артиллерии и танков 4-го и 43-го корпусов.
На подступах к населенным пунктам и на их испепеленных и залитых
дождем улицах остались сотни тел вражеских солдат и офицеров, горели танки и самоходные орудия.
По приказу генерала П. А. Белова войска группы удерживали эти населенные пункты до последней возможности,
и гитлеровцам долго неудавалось достигнуть намеченной цели.
Лишь когда выяснилось, что фашисты снова значительно нарастили силы,
Белов отдал приказ отойти на новые рубежи. Партизанские подразделения полка майора
В. В. Жабо, присоединившиеся
к 329-й стрелковой дивизии и к соседу справа — бригаде десантников, отступили сначала в леса под Преображенском, а затем и на левый берег Угры,
где соединились
с конниками. К 28 мая партизан десантники и кавалеристы уже
имели устойчивй фронт.
Минула неделя непрерывных ожесточенных боев, показавших силу духа и воинское мастерство
советских патриотов, действовавших
в тылу врага
В течение всех дней боев среди партизан находились Георгий Иванович Пайтеров и его помощники.
Они вдохновляли партизан и бойцов на подвиг живым партийным
словом, участвовали лично в многих схватках.
1 июня положение войск П. А. Белова серьезно ухудшилось. Дожди прекратились,
и в посветлевшем небе появились вражеские самолеты. Они утра и до вечера бомбили и обстреливали
боевые порядки защитников
освобожденного района. 4 июня
Белов направил в штаб Западного фронта радиограмму,
запрашивая согласие на переход через линию фронта.
Командование разрешило его группе выйти из тыла противника, избирая, в зависимости
от обстановки, наиболее
подходящие маршруты.
Одновременно было решено изменить тактику партизанской борьбы. 11 июня Смоленский
обком партии издал директиву приступить к рассредоточению
партизанских частей на небольшие отряды вывести
эти отряды из угрожаемых районов, а по том продолжать
диверсии на коммуникациях противника, дезорганизовывать его тылы. К тому времени
общая обстановка на фронте настолько изменилась,
что ранее намечавшаяся крупная операция которая должна была начаться в первых числа июня, утратила свое
возможное значение, и удерживать
дальше обороняемую войсками Белова территорию
не было смысла.
После перехода 7 июня штаба полка майор Жабо и затем рейдировавших
войск через линию фронта остававшиеся в тылу врага мелкие отряды
угранских
партизан возглавлял Кузьма Андрееви Селиверстов. Теперь он выступал в трех ролях
секретаря райкома партии,
командира и комиссар отряда.
Во время второй оккупации Знаменского район обстановка для действий
даже мелких партизанских групп стала еще более трудной. Дело не только в том, что гитлеровцы
старались превзойти самих себя в кровавом терроре, проводили в лесах,
где
находились либо могли находиться партизаны, облавы. Главное затруднение создавалось
тем, что весь
район был наводнен немецкими полевыми и карательными войсками, тыловыми учреждениями.
Сам К. А.
Селиверстов вскоре трагически погиб. Однажды
ночью он направился в разведку в Алексеевку, но был схвачен
и вскоре расстрелян фашистами
в Великополье.
Таким образом, партизанский полк в первых числах июня фактически
прекратил свое существование. В одном из документов, хранящихся
в парт-архиве Смоленского
обкома КПСС, так говорится об этом: «Полк Жабо перешел линию фронта, частично остался в тылу,
частью погиб. На этом 1 июня 1942 г. полк закончил свои боевые действия в тылу противника».
Но тысячи бывших угранских партизан, влившись в ряды Красной
Армии, успешно громили врага на различных фронтах Великой
Отечественной войны. Майор В. В. Жабо командовал впоследствии
танковой бригадой на северном
участке Курской дуги.
Там он и погиб в бою.
Славный боевой путь был впереди и у боевых товарищей партизан.
Генерал П. А. Белов принимал участие в Орловской операции. Его 61-я армия шла на запад, форсировала
Днепр, участвовала в уничтожении мозырской группировки противника;
в
1945 году командарм-61 участвовал в освобождении Варшавы
и в битве за Берлин. Отважный командир десантников генерал А. Ф. Казанкин тоже громил врага на его
собственной территории. Немало бывших партизан и воинов — участников рейда по тылам
гитлеровской группы армий — выполняли историческую освободительную миссию в странах Европы. Боевая
закалка, полученная на угранской земле, помогала им одерживать победы.
Жители Знаменского района, несмотря на террор, не склонили головы перед фашистами.
Ничем нельзя было убить свободолюбивый дух советских людей.
Они твердо знали, что сброшено будет ненавистное
иго. И они не ошиблись. В марте 1943 го-
да кончилась кромешная ночь фашистской оккупации. Героическая Красная
Армия принесла освобождение.
В районе тотчас развернулась работа по восстановлению разрушенной
оккупантами экономики Возглавил эту работу и вел ее в течение многих лет Петр Карпович Шматков,
а после него первым секретарем райкома партии был избран Абрам Яковлевич Винокуров.
Партизанские и фронтовые были угранской земли— это лишь страница огромной героической
летописи того, что довелось испытать и совершить советским
людям. Здесь, в обычном сельском районе Смоленщины,
в суровую пору войны скрестились магистральные пути,
ведущие к сердцу нашего Отечества, и фронтовые дороги, которыми
шла великая победа.
Многое видится, о многом думается в угранских местах. Там и поныне заметны следы старых окопов и блиндажей, напоминающие о беспримерной стойкости
и мужестве партизан и бойцов. И здесь, на угранской
земле, как и на других боевых рубежах, советский
народ решал судьбу, отстаивал честь, свободу и независимость
своего социалистического государства,
приближая заветный день полной и окончательной победы.
Помнит и всегда будет помнить героев взрастившая их земля, упорным
трудом возрожденная для мира, для счастья.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Тема боевого подвига, совершенного моими земляками
в годы Великой Отечественной войны, волновала меня с давних пор, но не сразу пришло
решение
взяться за перо. Лишь знакомство с бывшим комиссаром
партизанского полка Леонидом Филипповичем Мухановым
натолкнуло меня на необходимость
создания этой книги. До нашей встречи Леонид
Филиппович проделал большую работу по сбору материалов
о боевых делах партизан и воинов разных родов войск, боровшихся
с врагом на территории
Знаменского района. После войны он записал со
слов десятков партизан немало интересных фактов
и эпизодов, вел обширную переписку и получил от ветеранов содержательные воспоминания. Ряд документов был извлечен из партийного архива Смоленской
области и Центрального архива Министерства обороны
СССР. Мы договорились, что объединим усилия и напишем книгу.
С целью пополнения материалов, запаса наблюдений и впечатлений
мы вместе выезжали в Угранский (бывший Знаменский)
район, побывали во многих местах, где
партизаны вели бои, встречались с ветеранами, с местными жителями. Много дали встречи и беседы с П. К. Шматковым, который
работал в это время
в областном центре.
В январе 1976 г. Л. Ф. Муханова не стало, и вся дальнейшая
работа по подготовке книги к изданию легла на меня. Считаю
необходимым выразить благодарность тем ветеранам, жителям Угранского района, которые делали
все возможное, чтобы книга была полнокровной, содержательной, присылали
материалы и документы, помогали советами. Некоторые из собранных
материалов сами по себе представляют интерес достаточный,
чтобы читатель познакомился с ними непосредственно.
Они и помещены ниже.
Я. Макаренко
МАТЕРИАЛЫ И ВОСПОМИНАНИЯ
Партизанская рота получила приказ...
В начале октября 1941 года наш полк попал в окружение
в районе Вязьмы. 12 октября при попытке выйти из окружения я был ранен и остался
в лесу. Через несколько дней меня и тяжело контуженного бойца И. Сидорова
обнаружили жители дер. Андрианово Семлевского района Смоленской области и
перенесли в деревню, поместив в колхозную баню. Здесь уже было полно раненых бойцов и командиров.
Те из нас,
кто был посильней, помогали слабым: перевязывали
раны, добывали продукты. Время шло,
раны заживали, а фронт уходил от нас все дальше, к Москве. В деревню стали чаще наведываться немцы, забирая у крестьян скот, птицу, зерно, вещи. Они чинили зверскую расправу над людьми.
Местные жители помогли нам установить связь с Знаменским подпольным
райкомом партии.
Помню, как в ночь с 12 на 13 января 1942 года мы, 37 бойцов и командиров Красной Армии,
прихватив с собой оружие,
ушли в с. Желанью, где размещался
штаб партизанского отряда «Смерть фашизму!».
Им первоначально командовал первый секретарь
Знаменского райкома ВКЩб) П. К- Шматков.
15 января нас зачислили в состав этого отряда.
Наш отряд вел бои на обширной территории Знаменского и Всходского районов. После слияния
партизанских отрядов в
объединенный партизанский полк
командиром его стал отважный пограничник майор
В. В. Жабо.
...В канун 24-й годовщины Советской Армии фашисты на рассвете пошли
в атаку на дер. Дроздово, где находились 26 смельчаков из партизанского
полка.
Враги двинули на них даже танки. Весь день длился бой, но все попытки врага сломить сопротивление партизан не имели успеха. На поле боя фашисты оставили более ста трупов своих солдат и офицеров и много оружия.
В с. Знаменка фашисты восстановили мост через реку Угру, имевший
большое военное значение. Охраняло его подразделение с артиллерией и минометами. Партизанская рота,
в которой я был политруком, получила приказ уничтожить мост. Выполнить приказ без потерь
помогла партизанская смекалка.
Бойцы соорудили
плот, на который уложили несколько трофейных авиабомб, взрывчатку,
и спустили его вниз по
течению, к мосту. Наши расчеты оправдались.
Перед рассветом плот подошел к мосту, и
окрестности потряс мощный взрыв, вызвавший большую панику у немцев. Мост разнесло вдребезги, пострадала батарея, погибло немало гитлеровцев.
Сохранился в памяти и такой случай. Восемь партизан, идя на задание,
заметили, что по большаку Юхнов—Вязьма движется много автомашин и
повозок, груженных боеприпасами и продовольствием. Замаскировавшись у большака и выждав, когда вражеские
машины поравнялись с засадой, партизаны забросали их гранатами и открыли огонь. Не ожидая такого дерзкого налета, оккупанты в панике
бежали, оставляя убитых и раненых. Партизанам достались богатые трофеи...
Н. Пивоваров,
бывший комсорг 1-го батальона
партизанского полка В. В. Жабо
г.
Щекино
Так добывался хлеб
В населенных пунктах, занятых партизанами, скопилось кроме постоянно
проживающего населения несколько тысяч человек. Всем надо
было дать хлеб. Кроме того,
в этой зоне не было ни одной мельницы. Зерно размалывали на самодельных ручных
мельницах, да и на них уже нечего стало молоть. Нависла угроза голода. Надо было что-то
предпринять.
Бюро Знаменского подпольного райкома партии собрало экстренное
совещание актива с командованием партизанских подразделений, на котором
первый секретарь райкома партии П. К. Шматков доложил о тяжелом состоянии
снабжения населения и партизан продуктами питания.
Одновременно Петр Карпович сообщил собравшимся, что между деревней Михали и станцией
Годуновка стоят с осени
десять скирд необмолоченного
хлеба. Но эту территорию занимают немцы.
Райком партии послал туда свою разведку — коммунистов Семена Кочанова
и Веру Богданову. Три дня вели они наблюдение, пробрались в Михали и Годуновку.
Установили, что хлеб никем не охраняется. Хлеб можно взять только ночью.
Посоветовавшись, решили мобилизовать коммунистов, комсомольцев, беспартийную молодежь,
создать десять бригад,
по 40—50 человек в каждой. Чтобы
исключить возможность нападения немцев, выставить
партизанский заслон Одновременно 2-му и 3-му батальонам
быть в постоянной боевой готовности
и держать связь со штабом.
День ушел
на подготовку и сборы. К вечеру на сборный пункт подтянулось
около шестисот человек колхозников
и десять подвод. Предназначенные для операции роты партизан
возглавил Николай Андреевич Силкин. Подъезд к скирдам был невозможен, хлеб можно было взять, только передавая снопы по
цепочке.
В ту ночь небо затянуло серыми рваными облаками. Дул порывистый ветер, гнал по полю
поземку.
Вперед ушли партизаны с задачей: одной роте занять подходы
к Годуновке, второй — от Михалей, а третья рота остается у скирд.
Ветер воет и заметает следы. Такая погода для нас подходящая: немцы,
забившись в хаты, до утра носа не высунут.
Подводы с возчиками и отделение партизан остались у дороги, а наряд с проводниками
Семеном Кочановым и Верой
Богдановой пошел к скирдам.
Дружно взялись
за привычную работу. По цепочке
снопы поплыли к подводам, а там их укладывали в сани.
Но так продолжалось не более часа. Вдруг в небо взвились ракеты:
одна, вторая. Люди легли и замерли на местах. Шматков дал
команду: передавать снопы лежа.
Ночь работали усердно. Под утро усталые, но довольные успехом возвратились
на отдых.
Опыт показал, что для ускорения вывоза хлеба надо еще столько же
людей и подвод.
Райком партии разослал коммунистов по деревням. Народ и сам понимал
важность проводимого мероприятия. Люди шли, вызывались сами. Это была настоящая
битва за хлеб. Самый труд его перетаскивания был подвигом: люди работали
лежа на спине
в снегу.
Две ночи немцы не замечали, что у них из-под носа хлеб уплывает
к партизанам. Две ночи люди работали не покладая рук, обмораживая пальцы. На третий день наша
разведка донесла, что немцы всполошились, сделали в Михалях обыски по дворам, выставили
к скирдам охрану.
Они не знали,
что берут хлеб партизаны, и выставили
охрану всего из четырех человек. Наши сняли
их без единого выстрела.
На четвертый день, когда хлеба на поле оставалось уже совсем мало, немцы под конвоем
пригнали население Михалей
забрать остатки. Наша разведка об
этом сообщила штабу. Тут же была послана рота партизан с задачей:
хлеб отбить и до ночи охранять его. У скирд партизаны завязали
с фашистами перестрелку. Население, пригнанное ими, разбежалось, подводы уехали. Оставив двух убитых, гитлеровцы ушли в Михали.
Под вечер они выслали с Годуновки около роты солдат. Наша дежурная
рота партизан под командованием Ивана Павловича Романенко и политрука
Виктора Ивановича Зайчикова сообщила о передвижении фашистов в штаб,
и тогда были высланы еще две роты партизан с задачей: одной выйти к Годуновке и отрезать пути
отхода врагу, а другой пойти к Михалям, не дать ему возможности получить подкрепление оттуда. Наш
маневр немцы разгадали и, вступив вначале в перестрелку с
ротой Романенко, затем спешно стали отступать
к Годуновке. Однако и там они попали под наш огонь. Перестрелка затихла, когда уже было
темно. К скирдам снова двинулись партизанские бригады, и работа продолжалась.
Пятая ночь борьбы за хлеб была теплой. С неба опускался легкий снежок.
Немцы лишь изредка освещали поле то из Михалей, то из Годуновки ракетами. Снегопад все
усиливался. Одежда промокла, стала тяжелой, неудобной для
работы. Часам к двенадцати снег перестал. Подул северо-западный
ветер, и мороз стал крепчать. Одежда на людях
замерзла, топорщилась.
Но уже подбирались последние снопы.
Операция прошла без потерь. У людей еще больше усилилась вера в
победу над врагом. Когда обмолотили снопы, то оказалось,
что мы добыли
500 центнеров
ржи.
А. Сафронов,
бывший секретарь партбюро 2-го
батальона партизанского полка В. В. Жабо.
Крым
Ледяная крепость
Впереди нас, в деревнях Деменино, Ходнево, Лядцы находились гарнизоны
противника. Мы ежедневно выполняли указание руководства батальона,
направляя туда группы
партизан в разведку, в засады на проселочных дорогах и на магистральной
дороге Юхнов — Вязьма.
В конце февраля 1942 года батальонная разведка донесла, что со стороны села Вешки, в
сторону Деменина, Ходнева
и Лядцов, наблюдается усиленное
продвижение солдат и груженых подвод противника.
Было ясно, что фашисты хотят атаковать деревню Андрияки, где мы находились, опорный пункт нашей обороны.
Командир
партизанской роты К. К. Воробьев на совещании
с командирами поставил задачу — построить на подступах
к Андриякам снеговую круговую
оборону из траншей и ячеек — снежный покров достигал
в эту зиму 150 сантиметров. Командирам взводов Н. Ф. Еремину
и Н. Г. Зайцеву было приказано приступить немедленно к стройке обороны и мобилизовать для этого все население Андрияк и
молодежь Великополья.
Все работы проводились скрытно, в вечернее и ночное время. Со стороны деревень Деменино,
Ходнево и Курчино брустверы
и ячейки окопов поливались
водой из колодцев. Таким образом над окопами
создавался ледяной панцирь.
Активное
участие в этой стройке приняли Ася Хренова,
Валя Трофимова, Витя Васильев, Аня Щербакова и многие другие.
В первых числах марта разведчики Владимир Курочкин и Иван
Плешков снова доложили, что деревни Деменино, Ходнево и Курчино
наводнены немцами, что обнаружены минометы и станковые
пулеметы.
Я уже неделю
был прикомандирован комиссаром батальона
Ф. Г. Ворониным в Андрияки для проведения политработы
во взводах. Настроение у партизан
было бодрое, каждый хорошо знал свое место.
Наступление немецко-фашистских захватчиков началось утром со стороны Вешек артиллерийским
налетом на Андрияки. Он
длился 30—40 минут. Однако нашей обороне существенного
вреда не причинил. После налета со стороны Деменина и Ходнева
немецкие солдаты выступили в направлении Андрияк.
На левом фланге противник шел цепью, фронтально по
глубокому снегу, ведя из винтовок и автоматов плотный огонь.
Наши бойцы были до предела напряжены. Все находились под
прикрытием снежного вала, готовые к открытию стрельбы. По команде командира взвода
Николая Григорьевича Зайцева началась прицельная стрельба по
врагу.
Помню, как пулеметчик Ваня Овод, находившийся в доте с авиационным
пулеметом, ловко косил гитлеровцев. Его очереди не раз заставляли
врага залегать.
Под нашим непрерывным прицельным огнем фашисты были вынуждены
отползти на левом фланге на
исходные позиции.
На правом фланге, со стороны Деменина, наступающих немцев
прижала наша шестая рота, которая оборонялась в Свиридовском лесу.
Бой продолжался около трех часов. Захватить Андрияки врагу не удалось.
Снова начался артиллерийский налет на нашу партизанскую деревеньку, на подходы к ней
со стороны леса и к Великополыо. Загорелся колхозный скотный двор, затем дома. Артналет был настолько массированным, что белый снег был превращен разрывами снарядов и мин в черное месиво. Казалось, что в Андрияках не осталось ни одного места, куда
не попал бы вражеский снаряд.
И немцы воодушевились. Они опять бросились в атаку, но снова получили
предметный урок.
Мне в течение всего дня пришлось находиться в снежных траншеях среди
бойцов. Воодушевление их было огромно. Девушки-партизанки непрерывно доставляли патроны бойцам,
набивали пулеметные диски, ленты, приносили хлеб и горячую
картошку.
После нескольких попыток сломить нашу оборону был момент, когда
группа немцев подобралась к окопам на расстояние 25—30 метров. Еще бросок — и они оказались
бы в наших траншеях.
Но тут в дело пошли ручные гранаты, партизаны начали контратаку.
Начало вечереть. При переходе по траншее мне вдруг обожгло руку, и я почувствовал, что
струйка крови потекла по
ладони. По траншее вызвали санинструктора
Геннадия Долиненкова. Он перевязал мне
руку.
В этот день попытка немцев захватить Андрияки оказалась безуспешной.
Им пришлось отступить, понеся большие потери, до 60 человек. Мы потеряли в том бою четырех партизан.
Из тех,
кто участвовал в нем, 28 наиболее отличившихся партизан были
представлены к правительственным
наградам.
Е. Вишняков,
бывший политрук роты, инструктор
по пропаганде 2-го батальона
партизанского полка В. В. Жабо,
г.
Архангельск
Партизанскими тропами
Когда немецко-фашистские захватчики отступили зимой 1941 года от Москвы и заняли нашу
деревню Иванцево, многие
жители ушли в лес. Ушел и я со своим сыном. Сразу же возникла
мысль: влиться в партизанский отряд, который действовал в наших
местах.
Два дня мы скрывались в лесу. Одна девушка, Зина Тришина, не выдержала
и решила вернуться в деревню. Это кончилось тем, что ее гитлеровцы
повесили.
Гнев кипел в груди каждого. Мы поклялись отомстить
за эту расправу.
Выбрав удобное
время, мы вышли из леса в деревню
Пушкино, которая находилась под контролем партизанской группы Шведова, работавшего до войны в Подсосонской МТС заместителем директора по политчасти. Шведов нас знал и принял в группу. Нам дали первое задание — вместе с бывалыми
партизанами занять оборону двух деревень — Бородино и Пушкино.
Партизаны устраивали налеты на занятые немцами деревни. Вместе с нами действовали
и десантники. Это были ребята сильные, прекрасные спортсмены
и мужественные воины. Однажды группа их пришла
к Шведову и попросила дать им в помощь людей
для налета на фашистов в деревне Леонове Шведов
одобрил это решение.
Ночью мы отправились сопровождать десантников в Леоново. Зашли
с северной стороны, от деревни
Александровки, и по кустарникам вышли к крайним
домам. Партизаны залегли, а десантники, которые все были в маскхалатах, ползком незаметно добрались до немецких постов и бесшумно сняли охрану. Мы тут же по команде десантников стали окружать деревню, чтобы не выпустить из нее
ни одного гитлеровца.
Напряженно, томительно-тревожно текло время. Кругом все тихо,
спокойно. Мы ждем, зорко наблюдая. Л десантники действуют. В семи крайних домах они уничтожили
всех размещенных на постой немцев. В восьмом доме хозяйка дверь не открыла, пришлось ее взломать. Там оказалось два
офицера. Один из них выбил окно и выбросился на улицу,
заорав благим матом. Его тут же убили.
В районе наших действий находилась деревня Татьянино. Ее немцы
не заняли, но появлялись здесь мелкими группами и отбирали то скот — коров,
овец, то птицу, то
сено или другое имущество. Об этом нам сообщили жители. Мы решили не дать немцам хозяйничать
в деревне, установили там свой патруль. Каждый раз, как только немцы приезжали в деревню, чтобы пополнить
свои продовольственные запасы, мы их задерживали, обезоруживали и направляли в свой отряд,
а оттуда дальше.
Фашистское командование спохватилось и организовало на Татьянино
большой карательный отряд. Мы это предусмотрели и заранее подготовились к обороне. Для
ведения перекрестного огня установили пулеметы, у нас было достаточно винтовок.
Немцев мы подпустили вплотную к деревне. Открытый нами огонь, видимо, был для них
неожиданным, потому что
среди них поднялась паника. Падали лошади и люди, задние подводы
повернули назад. Пулеметчики перенесли огонь на отступающих, по близким целям мы били из винтовок.
В этой схватке фашисты понесли немалые потери, у них были убитые, раненые. Мы захватили
пять немецких солдат и двух
офицеров.
После этого боя фашисты не показывались в Татьянине три недели.
В апреле 1942 года мы получили задание вывести из окружения остатки
33-й армии генерала М. Г. Ефремова. Мы, местные жители, хорошо знали леса и незаметные
на первый взгляд дороги. Я до войны работал в Знаменском лесхозе объездчиком, и мне
доверили быть проводником.
И вот 12 партизан и командир отправились в расположение ефремовцев. Измученным в боях
людям, многие из которых
были ранены, предстоял тяжелый
путь. А кругом — немцы. Мы сравнительно
просто добрались до большого лесного массива у
деревень Митьково и Горбачи. Дальше надо было переходить
реки и болото. Речки мы форсировали вплавь; где было очень
глубоко — валили деревья. Была распутица, апрель, воды было очень много, реки и ручьи сильно разлились.
К вечеру следующего дня мы добрались до Андронова. На ночь оставаться
здесь было опасно, потому что лес был небольшой, а кругом — деревни, занятые немцами. Но
бойцы настолько устали, что дальше идти не могли. Пришлось
остановиться на ночлег.
Утром немцы открыли по нам огонь и перекрыли отход. Пришлось взять
направление на деревни Мохнатку, Новое Бородино, Пушкино. Шли через лес, краем болота и
пришли к землянкам, где укрывались местные жители.
Немцы все-таки узнали, что сюда вышли ефремовцы. Но мы их своевременно
вывели дальше, и, когда сюда нагрянули фашисты, землянки были пусты.
С. Калинов, бывший партизан
полка В В. Жабо.
Дер. Иванцево
Угранского района
Подвиг ивана филиппова
Война застала Ивана Филиппова на работе в Знаменском РК ВКП(б)
в качестве инструктора орготдела.
С завистью смотрел он на уходивших на фронт,
всей душой рвался с ними. Но уйти на фронт не мог, так как был болен костным туберкулезом.
В сентябре 1941 года, когда ушел в армию первый секретарь
РК ВЛКСМ, Иван Филиппов стал на его место
Начал работу со сбора оружия. С группой комсомольцев он и его
отец Сергей Филиппович две недели собирали оружие в местах недавних боев у деревни Быково Темкинского района. 20 октября
Филипповы вернулись домой
с двумя возами оружия, и
началась их подпольная работа в деревнях Краснинского
и соседних сельсоветов. Им помогали комсомольцы
Петр Мельников, Александр Хархорин, Вера Павлова, Надежда
и Александр Корнюшины и другие.
Небольшая группа коммунистов и комсомольцев
почти каждый день собиралась
то в Красном у Филипповых, то в Лутпом у Корнюшиных или в Коростелях у
Мельниковых. Знакомились со сводками Совинформбюро, которые принимались в Желанье.
Подводили итоги работы,
намечали планы дальнейшей борьбы с оккупантами.
Все подпольщики получали конкретные задания. Они уносили из сараев
исправное оружие, собранное в отдельных местах старостами по приказу гитлеровцев. Надежда Корнюшина
и один из комсомольцев помогли нашей крупной воинской части в выходе из окружения.
Они провели ее в деревню Песково и помогли переправиться через Угру. Вера Павлова с Надеждой
Корнюшиной ухаживали в Лутном за ранеными в подпольном госпитале. Лечил раненых фельдшер
Нестор Иванович Корнюшин. Большинство выздоровевших вступило в ряды 33-й армии. Секретарь
Замошьинской комсомольской организации Степан Шестаков по ее заданию работал старостой.
Он спас несколько групп наших парашютистов
и переправил их — кого в Желанью, кого
в Ступники. В его хате не раз собирались подпольщики. Фашисты
выследили и расстреляли Степана Шестакова.
Со второй половины декабря через Знаменский район потянулись
разбитые под Москвой фашисты. Они двигались большаком Юхнов — Вязьма и проселочными дорогами. Партизанская разведка, преимущественно из комсомольцев, под руководством И.
Филиппова и П. Мельникова зорко следила за движением
врага и своевременно доносила о нем штабу отряда.
18 декабря Лутновская партизанская группа в восемь человек завязала
бой с 15 эсэсовцами-карателями. На помощь партизанам пришла семешковская группа, где в
это время были И. Филиппов и легкораненые из лутновского госпиталя. Враг был разбит.
12 января 1942 года лутновская группа уничтожила семерых немецких
танкистов, потерявших свои танки под Москвой.
20 января глубокой ночью александровская партизанская группа в 25 человек истребила
в деревне Вяловке заночевавших немцев. Первым в хату ворвался Петр Мельников. В схватке он был смертельно ранен. Товарищи по оружию перенесли тело Мельникова
в Коростели и похоронили его там на кладбище.
24 января в деревню Федотково вступила изрядно потрепанная под
Москвой гитлеровская воинская часть. Партизанский отряд и его группы замкнули ее, как в мышеловке,
и разгромили.
26 января было получено известие о приходе в район армии Ефремова.
Партбюро и штаб 2-го знаменского партизанского отряда разослали всех коммунистов, комсомольцев и беспартийных по деревням — организовывать расчистку дорог. Поручено было также отряду привести пополнение из окруженцев.
Весть о приходе 33-й армии была принята населением с восторгом. На расчистку дорог
вышли стар и млад. Несмотря
на двухметровую глубину снега,
дороги между деревнями Лутное, Красное, Жолобово,
Молодены были расчищены за одну ночь.
В отряд влилось 200 новых партизан.
28 января основные силы партизанского отряда были двинуты навстречу
33-й армии, чтобы поддержать ее на случай боев при прорыве. Партизанские
группы вместе с дружинами самообороны охраняли населенные пункты и
дороги, по которым должна была следовать армия Ефремова. Иван Филиппов возглавлял эту работу
в Красном.
Он по заданию партийной организации отряда принимал участие вместе
с другими в восстановлении
Советской власти и колхозов в деревнях зоны 33-й
армии, в сборе солдат и командиров, отставших осенью 1941 года от своих частей, для отправки их через образовавшийся
коридор в ряды Красной
Армии.
Когда встал вопрос о снабжении 33-й армии за счет местных продовольственных
ресурсов, Филиппов был послан для работы среди населения. 10
марта
он провел собрание в деревне Лутное. С большим вниманием выслушали жители деревни рассказ о трудном положении с питанием в
армии Ефремова и решили
помочь ей продовольствием. Сразу
после собрания колхозники передали представителю армии
несколько коров, хлеб, картофель, соль.
13 апреля во время прорыва армией Ефремова вражеского
кольца фашисты окружили партизан и население, ушедшее в лес, и открыли шквальный огонь. С обеих сторон застрекотали пулеметы,
с визгом
летели и рвались мины, трещали автоматные и винтовочные выстрелы, гремели взрывы гранат. Стонали раненые,рвались из оглобель
и ржали лошади.
Эхо усиливало и далеко разносило грохот лесного боя. Выбрав
момент, Зимонин подал команду
к очередному броску. Группа товарищей поднялась и вместе с ним кинулась вперед. Когда они перебегали
через лесную дорогу, вражеская танкетка, стоявшая незамеченной
в стороне, ударила из пулемета. В этом бою 21 человек вместе
с Зимониным были убиты.
Многочисленные попытки партизан нащупать слабые места в
кольце врага и вырваться не дали положительных результатов. Около месяца скитались они голодные по
лесам. Кругом вода и грязь. Обувь и одежда износились. В деревнях враг. Оккупанты стали загонять
население в лагеря. Часть жителей пряталась в окопах. Группа Хархорина двинулась с больным
Иваном Филипповым ближе к дому. Его несли на носилках. Расположились в шалаше в Лутновском
лесу. Дали знать о себе домой. Надежда Корнюшина пошла в лес, понесла пищу. Вошла в шалаш,
и сердце замерло от испуга. На еловых подстилках лежали страшно исхудавшие, со впалыми глазами,
обросшие И. Филиппов, А. Хархорин, Петров и два бойца. Рядом с каждым — оружие.
— Что, не
узнаешь? — спросил Петров.— Доставили
твоего мужа живым. Он нуждается в уходе. Я с бойцами уйду пока в другие места, а 20 июня придем за Иваном. Если он поправится, сам придет к нам, знает куда. Надо перевязать его. Хлеба тоже надо достать. Последние 12 суток мы почти не ели. В лесу ничего не найдешь.
Почти не жуя, глотали они принесенный хлеб. Пять дней кормила она
их. Подкрепившись, Петров с бойцами собрались в путь. Тяжело было расставаться с друзьями.
Смахивая непрошенные слезы, он сказал:
— Прощайте,
боевые товарищи. Обидно, что приходится
вас оставлять в таком положении, но другого выхода нет. Мы обязательно
придем за вами. И еще повоюем!..
Темным вечером Н. Корнющина вместе со свекровью привела Ивана
домой. Идти он не мог. Обняв
жену и мать, скакал на одной ноге, а когда изнемогал от усталости, его несли. Устроили его в хате за лежанкой. На случай опасности здесь можно было спуститься в подпол.
Несмотря на болезнь и сильную слабость, Иван и Хархорин собрались
уходить в лес. Но в день ухода в Красное пришли гитлеровцы. Как раз около хаты Филипповых они установили патруль.
Побег сорвался.
В первых числах июня фашистские жандармы арестовали Ивана
Филиппова и его отца, А. Хархорина, С. Зуева и других. Допрашивали в комендатуре. Собравшихся жителей
оттеснили от здания. Арестованным даже не дали проститься с родными. Сергея Филипповича грубо
оттолкнули от жены.
Сытые, лоснящиеся лошади танцевали под карателями и почти наступали
на арестованных. Корнюшиной уже казалось, что лошади затоптали мужа. Кто-то несколько
раз сказал ей: «Маленький плачет», но она не реагировала на это. Свекровь
бежала
сбоку и голосом, полным отчаяния, кричала мужу: «Сергей! Сергей!» Охваченный тяжелыми думами, он ничего не слышал. Иван, обутый в галоши, еле волочил больные ноги.
Арестованных привели в Жолобово. Филипповы, Хархорин, Зуев на допросе в фашистском штабе
держались мужественно и
гордо. Избитых до полусмерти,
первыми вывели Ивана Филиппова и его отца
и толкнули за ограду. Они упали ничком на землю.
Фашисты вскоре увели обреченных в деревню Беляево и здесь, на
окраине, в кустах за сараем заставили их рыть себе могилу.
Медленно рыли они яму, все ждали и надеялись на спасение.
Кто-то из них сделал попытку убежать.
Но полицейские с овчарками нагнали его и вернули к могиле. Когда работа была
окончена, их поставили лицом к яме и одновременно прикладами столкнули в могилу.
В апреле 1943 года, после освобождения района Советской Армией, могилу
четырех мужественных
патриотов вскрыли. При этом присутствовало
огромное количество жителей из Красного, Щелоков, Коростелей, Высокого, Гатишина, Семешкова и других деревень.
Комиссия по учету злодеяний немецко-фашистских
оккупантов составила акт, в котором
констатировала, что Иван Сергеевич и Сергей Филиппович
Филипповы, Александр Хархорин и Семен
Зуев были зарыты живыми.
Тела патриотов положили в гробы, подняли на плечи, и многолюдная процессия двинулась,
провожая в последний путь
своих славных земляков. С
почестями их похоронили на краснинском кладбище.
Н. Галицкая, историк.
г. Смоленск
Партизан Коля Гришков
Один из пионерских отрядов угранской средней
школы носит имя Коли
Гришкова, погибшего в дни войны смертью храбрых. Пионеры собирают биографический материал о своем герое. Вот письмо В. К- Алексеева, хорошо знавшего Колю:
«Вы просите рассказать о жизни Коли. Биография его совсем простая,
как и многих из вас. Родился он в деревне Будневке, ходил в школу, помогал
по хозяйству в семье. У Коли были брат и две сестры. И вот, когда Коля собирался заканчивать
последний класс школы, над страной нависли черные тучи войны.
6 октября
1941 года Угра и весь бывший Знаменский
район оказались в руках фашистской черной орды. Мы с Колей оказались в Будневке. Его детское воображение было
потрясено случившимся. Он не
мог спокойно ждать. Первое, что мы тогда делали,—
это помогали нашим бойцам и командирам выбираться
из окружения. Давали им маршруты, переодевали
их в гражданскую одежду, снабжали чем
могли.
Так продолжалось до середины января 1942 года, когда был высажен
воздушный десант наших войск. Вот тут-то сразу повеселел Коля Гришков.
Он носился из деревни в деревню связным со всякими донесениями, а
как только завязывался бой с немцами, был обязательно там.
Всех удивляло его бесстрашие.
Вспоминается такой случай. Готовилось наступление на станцию Угра.
Наша партизанская рота остановилась в Горячках, где уцелел от немцев единственный домик на краю деревни. Необходимо
было знать, есть ли немцы
в «Комбайне», а времени
оставалось мало.
Пока обсуждали, как провести разведку, Коля уже мчался на лошади
в санях из деревни Горячки прямо в «Комбайн». Немцы и не думали,
что среди бела дня к ним так
дерзко пожалует партизанский разведчик. Опомнились они, когда Коля, развернувшись обратно на
Горячки, начал строчить из автомата. Из Горячек мы слышали яростную стрельбу, открытую немцами по Коле, и считали
Колю погибшим. Но вот
показалась мчавшаяся подвода, а на
ней улыбающийся Коля.
...В бессильной злобе фашисты сжигали все деревни вокруг станции Угра. Сожгли Денисково,
«Комбайн», Малиновку, Волокочаны. Очередь подошла к Полуовчинкам. В февральскую холодную ночь партизаны устроили засаду в Волокочанах. Бойцы промерзли, устали. Жилья не было, пришлось обосноваться в погребе, обложив глыбами снега вход в него.
Далеко за полночь у выхода из погреба партизаны услышали немецкую
речь. Гитлеровцы обнаружили засаду и начали жестокую расправу над партизанами. Приказали
выходить по одному и тут же расстреливали выходивших.
Последний партизан даром не дался. Он выскочил и из автомата веером
дал очередь по стоявшим вокруг немцам. Около десятка карателей свалились
на снег. Но и смельчак погиб. Это был Коля Гриш-ков.
Ребята, я завидую вам, что вы собираетесь в поход по партизанским местам. Мне тоже хотелось
бы побывать в тех местах.
Я прошел бы от Угры до Знаменки
правым берегом, а оттуда — левым. Вспоминаются мне многие
деревни. Вознесенье, куда в 1942 году партизаны из Угры прогнали нем-
цев. Сенютино, на которое мы наступали со стороны реки Угры, где я провалился
под лед, а в Волоко-чанах отогревался.
В. Алексеев,
бывший
партизан,
г. Витебск
Честь и память
В Красное мы приехали 15 июня 1968 года. Четверть
века назад, как и по всей Смоленщине, в этом селе и его окрестностях происходили тяжелые
бои.
Погибло много людей. Из всего населения в живых осталось пять семей. Мы были в этих
домах, встречались с людьми, пережившими войну в селе Красном. Никогда так
близко не сталкиваешься с войной. Много слышишь о войне, читаешь книги, смотришь фильмы,
но, когда об ужасах войны рассказывают люди, которые все это сами пережили
все
перетерпели и остались живы, которые, расска зывая об этом, еле сдерживают слезы,— об
этом трудно забыть, об этом будешь долго помнить А если полуслепой старик вспоминает погибших
сыновей, а две старушки
с трясущимися руками рас сказывают о том, что немцы
хотели построить конц лагерь и уже собирали народ в Красное, то уж oт этого всего хочется
встать и крикнуть: «Да будь ты проклят, фашизм!» Мы ходили по тем местам, где захоронены сотни солдат,
известных и безымянных В честь и память о всех тех, кто отдал за наше
светлое
будущее свою жизнь, мы решили построить па мятник...
Через
неделю быстрого, дружного и интересно го труда был построен
памятник: чаша с Вечным огнем,
а на постаменте — имена партизан и слова «Вспомни их поименно, вспомни горем своим. Это
нужно
не мертвым, это нужно живым». 21 июня со стоялось открытие памятника. Этот день был для
нас очень торжественным. Мы повзрослели, мы стали ближе ко
всем тем, кому строили памятник и тем, кто собрался в этот день почтить память своих односельчан. Эти
люди стояли перед нами молча, думая каждый о своем, многие плакали...
И всем им мы поклялись думать о тех, кто уж никогда
не придет, и не только думать, но и делать все возможное для того, чтобы меньше становилось безымянных героев, чтобы память о них
была вечной.
Из письма комсомольцев
школы № 521 г. Москвы
в редакцию радиопередачи
«Ровесник».
По местам героическим,
партизанским
Закончены долгие сборы, и в наш школьный автобус погружены и туристские рюкзаки, и
сами туристы. Мы едем в Смоленскую область на станцию Угра, откуда начнется наш поход на плотах по реке Угре...
Мы не только
любовались необыкновенной красотой
берегов. Неутомимый Павел Анатольевич Савельев, наш
руководитель — заместитель директора
школы № 521 по воспитательной работе, научил
нас не отдыхать бездеятельно. Ведь путь проходил по
героическим партизанским местам Смоленщины.
Мы ходили по селам, говорили со старыми партизанами. В селе
Знаменка хорошо помнят наших ребят, строивших там памятник
погибшим воинам. В сельском
клубе мы дали два концерта.
Теперь о самом главном. Сами мы тоже построили памятник героям.
Сами месили бетон. Сами писали надписи... И вот торжественная и грустная церемония открытия памятника.
Это так здорово— знать, что на далекой Смоленщине горит Вечный огонь на памятнике,
построенном нами.
По поручению дружины
плотогонов
ученица Е. Зубова.